Преображение
Шрифт:
В первый же день войны Севастопольские бухты опустели. Флот, выполняя планы, ушёл, протралив фарватеры, прикрывать и поддерживать высадку корпуса морской пехоты в Добрудже. Ушли и все 12 МПК противолодочной бригады, получив задачу установить линию ближнего дозора. А "Преображение" занялся погрузкой боезапаса, что само по себе было далеко не простым делом. Для заряжания в аппараты уникальных 65-сантиметровых торпед, которых, к слову, в Севастополе был всего лишь десяток, пришлось использовать плавкран и баржу с временным деревянным зарядным лотком, который ещё пришлось сколачивать. Провозившись с этим до самого вечера, Тухов доложил оставшемуся на берегу Владимирскому о том, что корабль к бою и походу готов. И получил приказ замкнуть дозорную линию бригады с востока, выйдя на позицию на полпути между Севастополем и Стамбулом. Там, где уже шесть дней не происходило ровным счётом ничего.
Все события на Чёрном море разворачивались гораздо ближе к берегам Румынии, Болгарии, побережью Анатолии и Аджарии. Потеряв в первые же часы войны отряд тяжёлых крейсеров, итальянский командующий
Но буря войны никак не затрагивала "Преображение Господне" и его командира, в тайне, может быть даже от самого себя, надеявшегося совершить какой-нибудь подвиг, разом заставивший бы померкнуть все прежние грехи. Увы, советский лидер оказался будто в глазе циклона, полосе полного штиля, в то время как вокруг бесновались штормовые волны и ветер войны, будто сошедший с ума, завывал в небесах моторами боевых самолётов. Другие корабли бригады, 500-тонные МПК, разбившись попарно, имея один дивизион у болгарского берега и ещё один перешедший к анатолийскому, выделив третий и последний в резерв, продолжали оставаться на "передке", ежедневно и еженощно сталкиваясь с противником. Слишком малые, маневренные и быстроходные, благодаря дизелям интенсивно сбрасывающие и набирающие ход, обладая мощным зенитным вооружением, они были слишком неблагодарной целью для авиации противника и торпедных катеров, могли уйти от эсминцев под защиту "больших братьев", а при случае и угостить супостата торпедой. Именно этим оружием итальянцам в первые дни были нанесены наибольшие потери в кораблях, но когда весь весьма ограниченный запас самонаводящихся рыбок был расстрелян, ситуация стала равной и всё уже решало только мастерство и воля к победе. Может, отношении первого советские моряки и уступали воюющим два с половиной года итальянцам, но по второму параметру безусловно превосходили и чаша весов в борьбе на море всё больше склонялась на их сторону. Тухов уже начинал думать, что война кончится, а он так и не увидит врага в радиусе досягаемости оружия его корабля...
20 мая 1942 года в кабинет командующего группой ВМС "Юг" адмирала Карла Георга Шустера, расположившего свой штаб в бывшем, ещё во времена султанской Турции, германском посольстве в Стамбуле, вошёл и остановился, сделав положенные три шага, корветтенкапитан Эрих Зайдель, командующий метеорологической службой. "Искупавшийся" в норвежскую кампанию и списанный по здоровью на штабную работу с эсминцев, он не утратил решительности и горячности истинного миноносника и, пользуясь правом личного доклада командующему, без предисловий выпалил:
– Господин адмирал, следующие три дня, возможно и дольше, в регионе Чёрного моря прогнозируется исключительно скверная погода, низкая облачность, при умеренном ветре, волнение в пределах трёх баллов!
– Что вы этим хотите сказать, корветтенкапитан?
– спросил пятидесятивосьмилетний адмирал у совсем, с высоты его лет, ещё юного моряка, всем своим видом выражавшего, что это не просто рядовой доклад.
– То, что погода будет не лётная!
– горячо отозвался метеоролог.
– И макаронникам уже довольно отмачивать свои задницы в Босфоре! Русских самолётов, которых они так боятся, в небе не будет!
– Увы, мой юный друг, приказывать этим выродившимся потомкам римлян, - припечатал Шустер сидевших уже в печёнках "героев" нелестным определением, - я не могу. Но кое-что, используя ваш доклад, сделать попытаюсь...
И шестерёнки закрутились. У Шустера, из-за неспособности итальянцев установить контроль над морем, были свои проблемы. Две пехотные дивизии, посаженные на БДБ в Сирии и Палестине, застряли в Босфоре в ожидании, когда Якино, наконец, овладеет морем и их можно будет высадить в Молдавии. Чем больше проходило времени, тем менее оправданной становилась такая высадка, фронт смещался на восток и уже скоро должен был подойти к району, прикрытому русскими береговыми батареями. Да и сейчас
Не желая терять времени на уговоры союзника, адмирал Шустер немедленно связался с Рейхенау, чтобы вдвоём, через Берлин, добиться от итальянцев выполнения воинского долга. Попав на стол к генералу Паулюсу, начальнику штаба группы армий "Украина", оперировавшей на всём пространстве южнее Припятских болот до Чёрного моря, информация о нелётной погоде послужила отправной точкой для создания дерзкого плана. В высадке в Молдавии уже большого смысла не было, две дополнительных пехотных дивизии там ничего не решали, немецкие войска теснили русских и так. Более того, генеральный план с главным ударом на левом фланге, выходом к морю и окружением сил большевиков на правом берегу Днепра предполагал лишь сковывание противника на остальном фронте и эта задача успешно выполнялась. Но был ещё Крым. По данным разведки у большевиков перед войной там располагались только силы их морской пехоты, теперь высаженные в Добрудже. Защищать полуостров от немецкого десанта было просто некому! Всего один удар в ключевой точке обещал уничтожить вражеские аэродромы и прикованную к ним нелётной погодой авиацию. Флот русских, если бы и выжил в бою с превосходящими силами, лишался поддержки с воздуха и основных баз. Более того, перебросив собственные бомбардировщики в Крым, немцы не только загоняли корабли противника "в угол", но и начисто обрубали всякую возможность снабжения высаженных в Добрудже сил. Ликвидация плацдарма, таким образом, становилась делом короткого времени и высвобождала застрявший там корпус. Поистине, этот удар решал всё! И, в перспективе, выводил немецкие армии в глубокий тыл не только фронтов, дерущихся на Украине, но и ставил под угрозу всю Кавказскую группировку русских.
Поддержал план и командующий группой армий "Анатолия" Рунштедт, пообещавший выделить силы во второй эшелон закрепления и развития успеха из тех дивизий, которые оставались в резерве на случай действий морской пехоты русских. Поскольку последняя уже была введена в бой, а на Кавказе их было просто негде развернуть, в Крыму эти дивизии принесли бы наибольшую пользу. Решительное требование сразу трёх командующих ко всем высшим инстанциям любыми средствами вытолкнуть Якино в море привело к телефонному разговору фюрера, полностью разделявшего и поддержавшего "своих", с дуче, в ходе которого последнему пришлось выслушать немало упрёков и даже скрытых угроз.
– Древние римляне завоевали себе море собственным мечом, дуче, а не пользовались плодами побед храбрых союзников!
– резко заявил Гитлер Муссолини.
– Отважные германские солдаты и так уже подарили вам Средиземное море, которое вы во всех газетах без стеснения именуете Итальянским! Мы, верные союзническому долгу, смотрим на это без осуждения. Но если вы и в этот самый решительный момент уклонитесь от боя с варварами, то вопрос, по какому праву, встанет со всей остротой! Победа и её плоды могут принадлежать только тому, кто за них сражался!
В ночь на 21-е мая подводная лодка Щ-205, патрулировавшая у устья Босфора, не вышла на связь, но в штабе Черноморского флота никто даже не подумал поставить об этом в известность командира лидера "Предображение Господне". Вовсе не из желания "подвести под монастырь", просто пропуск сеанса связи ещё ни о чём не говорил.
... Капитан-лейтенант Тухов, почти неделю болтаясь в море, застолбил за собой в корабельном расписании первую ночную вахту, надеясь быть уже на боевом посту во время, когда подводные лодки с наступлением темноты всплывают в надводное положение для подзарядки аккумуляторов и их можно засечь с помощью радара, обозревающего пространство радиусом в тридцать миль. Фактически, радиолокоционное поле, создаваемое "Преображением Господним", покрывало почти весь район патрулирования, "нарезанный" ему в штабе, и если в нём и присутствовал супостат, то это было бы видно сразу. Но сегодня, вечером 21-го мая, радар не действовал и капитан чувствовал себя как голый, то и дело, напоминая сигнальщикам и расчётам теплопеленгаторов о внимательности, осложнив жизнь рулевым и штурманам, приказав идти противолодочным зигзагом. Время шло, но в "глазу циклона" продолжала царить тишина и, вконец измотавшись, накачав ценными указаниями принимающего вахту лейтенанта Загриценко, которые он должен был передать заступавшему на "собаку" старпому, Тухов спустился в свою каюту. Не успел он, сбросив мокрый дождевик, расстегнуть китель и прилечь, как тишину взорвал ревун боевой тревоги и над дверью замигала кроваво-алым светом лампа. Всего мгновение прошло, а мурашки, пробежав по спине и, по ощущениям, стянув кожу на затылке, напрочь вышибли из тела усталость. Вот оно! Началось! Организм, вбросив в кровеносную систему лошадиную дозу гормонов, сам по себе, не обращаясь к сознанию, которое всё равно было занято чёрт знает чем, вынес капитана на мостик. Тухова ощутимо потряхивало и всё время, пока Загриценко докладывал, капитан-лейтенант боролся с собой, безуспешно пытаясь справиться с дрожью. Но возбуждение было слишком велико, поэтому все действия, необычно резкие, все слова, отрывисто брошенные в виде приказов подчинённым, выдавали его с головой. Впрочем, на мостике сейчас просто не было людей, полностью сохраняющих хладнокровие, вряд ли кто мог бы истолковать состояние капитана как трусость.