Преодолевая сопротивление
Шрифт:
– Мне очень жаль, - обычно я легко нахожусь, а сейчас голова отказывается работать.
– Спасибо Вам, Дмитрий, - к нам возвращается Светлана. Становится за спиной у мужа, кладёт ладони на его плечи, сжимает, словно силами делясь. У нее самой же глаза красные, веки припухшие. – Вы в Юлю жизни глоток вдохнули. Мы думали, что и её потеряли. После того, как её через три месяца выписали, она отказалась жить с нами. Домой вернулась. Одна. Мы когда приезжали навестить – Юля с каждым разом всё тоньше и тоньше становилась. Бледная и черная, сложно себе представить, что такое возможно, но так оно и было. Взгляд стеклянный. Она с нами не разговаривала даже. Максимум – кивала. Старший сын рассказывал, что приехал,
– Светлана! Ну-ка присядь, - Вячеслав Алексеевич поднимается, опираясь о край стола, заставляет жену на стул присесть. Сам же направляется накапать жене успокоительного. – Выпей, - ставит перед ней стакан с характерно пахнущей жидкостью. – Не будем говорить о том, чего не знаем наверняка. Юля девочка умная, - снова ко мне обращается. – Но плоха была очень. А сейчас она живая, хоть и печальная. Ей можно помочь, но для этого нужно терпение не дюжее. Она психически здорова, Дмитрий, но замкнута. Ей никто не помог вовремя. Девочка адаптировалась к жизни, как сама смогла. Где-то надо поддержать, принять, а где-то и продавить свою точку зрения. Вы, возможно, этого не знаете, но она может быть гибкой. Мы с материю проглядели, хотя должны были позаботиться. На нас была ответственность за неё. Больше некому было.
Надо признаться, я растерян. Пока ехал сюда, был готов к многому. Но точно не к такой информации. По дороге из роддома. Даже для меня, повидавшего разные истории финалов, это слишком. Легкие изморозью покрываются. Нужно время.
– Наоборот всё вышло. Юля нам помогла. У Светы через год после похорон онкологию нашли. Лечение дорогостоящее было. Слишком. Дом в котором Юля с Максимом жили, пришлось продать. Юля позволила. Она вообще не вступала в наследство. Оставила всё и уехала в Йемен. Мы не знали, оттуда позвонила уже. Как её туда взяли не знаю, слабая была очень. А в том году у жены рецидив случился. Мы не просили, но Юля когда узнала - продала свою квартиру, деньги нам принесла.
– Ничего слушать не хочет, - дополняет Светлана Игоревна тихо. – Мне так неудобно перед ней. Я так страдала тогда. Ничем ей не помогла по сути. Приезжали раз в неделю, поесть её заставляла. Вот и вся помощь. Она совсем другая была. Не такая как сейчас. Я сейчас покажу, - она снова поднимается со стула, направляется в соседнюю комнату.
Я, если честно, не хочу ни на что смотреть. Хочу к Юле. Мне необходимо у неё узнать, как она справляется по жизни. До сих пор я не представлял сколько трудностей, настоящих избиений, было в жизни Юли. По нарастающей. Необъятный снежный ком из бед и проблем. Больше всего меня поражает в ней способность, при всем этом, помогать окружающим. Изо всех сил. Взваливать на себя ответственность невероятную.
Взглядом цепляюсь за коробок деревянный, стоящий на краю стола у самой стены. Он полон фруктов и овощей штопанных, и яиц. «Вскрытый» банан и ошпаренный помидор лежат ближе всего ко мне.
– Можно? – не дожидаясь ответа, протягиваю руку. Беру в руки фрукт.
– Шов Холстеда – двухрядный непрерывный съёмный шов, - комментирует Вячеслав Алексеевич. – Юля, как я уже говорил, очень талантливая. Она стала бы прекрасным хирургом. Вертикальный матрасный шов, - берет следующий экземпляр, показывает. – Помидоры она кипятком обдает, до тех пор, пока кожура не лопается и не расходится. Потом сшивать начинает. Крайне кропотливое занятие. Узел затягивают до прекращения скольжения нити, но не сильно. Нить может порваться или наступить ишемия сшиваемых тканей, как последствие – избыточное рубцевание или снижение эластического эффекта. Так, - он приподнимает помидор, показывает мне аккуратно стянутые нитью рваные края пленки овоща, затем убирает его. Берет в руки два яйца, у которых часть скорлупы счищена. –
– У одного, впоследствии, разрез сделан и зашит, - говорит с гордостью.
– Я так в свои лучшие годы не мог, не то что после инсульта. И травматологи тоже не все, я уверен, так умеют. Говорил сыну – Юле надо было дальше учиться.
Я точно готов ко всем её секретам? Но им необходимо выговориться, я это чувствую. Так бывает. Порой часами приходится доверителей слушать.
– Вот, я нашла, - с теплотой произносит Светлана Игоревна.
Садится на стул, рядом со мной. Показывает мне альбом с фотоснимками. Нет, определенно, не готов был. На развороте шесть фотографий. С выписки в роддоме. На них Юля с мужем и сыном, от которого только кончик носа виднеется. Юлю же видно прекрасно. Мой взгляд притягивает снимок, на котором Юля стоит, высоко голову запрокинув. Улыбка широченная, на грани смеха, глаза закрыты, по щекам слезы катятся. Держит в руках сверток свой драгоценный, крепко к себе прижимает. Муж, рослый светловолосый парень, смотрит на нее взглядом влюбленным, полным обожания. Она выглядит такой счастливой, лучезарной и юной, совершенно не представляющей, что её ждет через считанные минуты…
Глава 39
За последующие полчаса совместного чаепития с семьей Левада, я узнаю много нового о Юле. Как ей удается быть такой разной, при этом оставаясь искренней, я не знаю, но в её честности нисколько не сомневаюсь.
Вскорости раздается щелчок замка входной двери. Мои собеседники затихают вмиг. Свекровь Юли, в моем понимании бывшая, явно нервничать начинает. Зная Юлю, вполне обоснованно. Бахнуть может в любую секунду.
Красавица моя появляется на пороге кухни спустя минуту.
– Всем привет, - произносит, обводя нас, собравшихся, взглядом. – О, вы торт только сейчас разрезали? И как пропитался? – ведет себя так, словно ничего особенного ни произошло, и я привычный, как минимум, гость в этом доме.
– Да, Юленька, вкусный. Гость пришел и мы тебя не дождались, больно уж хотелось попробовать. Выпьешь с нами чаю? А лучше покушай полноценно, – произносит Светлана Игоревна.
– Я с порога еще поняла кто приехал, по обуви, - смотрит мне в глаза, выражение лица такое, дескать, никому из моих знакомых, кроме тебя, такие ботинки не по карману. Она обижена за тот перевод денег. – Не Мишин размер.
– Миша – наш старший сын, - поясняет мне Светлана Игоревна.
– Я в душ. Разрыв артерии был сегодня очень эффектный, окатило всех с ног до головы. Присоединюсь к вам после.
Юля напряжена. Очень. Спина прямая до неестественности.
Мне так её жаль. Девочка, для которой вся жизнь стала борьбой, с самого детства. В том числе и со мною борьба.
Когда Юля, в пижаме и с влажными волосами, возвращается на кухню, Вячеслав и Светлана поспешно поднимаются на ноги и сообщают, что им пора на прогулку, дышать свежим воздухом. Пока они собираются, мы сидим с Юлей друг напротив друга в полной тишине. Для вида она накладывает себе в тарелку несколько оладьев, приготовленных из кабачком, но к ним не притрагивается. Скатерть рассматривает, а я её. Волнует меня до боли, до муки. Тошно становится от мысли, что ей сейчас больно.
Как только дверь хлопает, извещая о том, что мы остались вдвоем Юля произносит.
– Тебя покормили или голодный?
Кусок в горло не лезет, но я кое – как потихоньку впихиваю в себя, по кусочку, торт Юлиного приготовления.
– Очень вкусный, Юль, - сообщаю, предвосхищая её следующий вопрос. – Я не голоден.
– Они тебе всё рассказали? – мышцы нижней части лица Юли дергаются. В целом вид такой, что вот – вот и заплачет.
– Надеюсь, что это всё, Юль. Мне очень жаль.