Прерванная игра
Шрифт:
Долго продержали в камере, освещенной единственным факелом. Конвоиры остались за дверью. С нами был все тот же тюремщик. Он сел на складной стул. Для заключенных у каменной стены поставлена массивная скамья - на ней расположились мы. Присмотревшись, я увидел еще одну дверь и над ней крохотное оконце, заткнутое войлоком.
Принесли четыре факела, колеблющееся влвмя озарило углы. Наш сопровождающий кидал внимательные взгляды на стены. Настолько внимательные, что я тоже заинтересовался: чтo там находит интересного?
Вначале ничего особеияаго не заметил.
Одно из пятен вдруг сделалось багровым, потом пурпурным. По стенам засочились кровяные потеки. Мне стало не по себе: только что я видел серый камень - и вдруг кровь!
Тюремщик впился в мое лицо. Бели бы он не выдал так явно своего любопытства, я, возможно, долго бы еще мучился над загадкой кровоточащих стен. Теперь сообразил: камера, где мы находились, предварительная перед пытошной. Здесь начиналась подготовка к пытке. Таинственно кровоточащие стены должны внушать страх, держать человека в напряжении. А добиться эффекта не так уж сложно: камни покрыты каким-нибудь красителем. Когда воздух разогрелся от факелов, началась химическая реакция.
Моя усмешка привела тюремщика в недоумение, но в запасе у него имелось еще одно средство поистязать нас.
Из оконца над дверью в пытешнуго тюремщик убрал войлочную затычку-тотчас стали слышны голоса. Допрос только начался. Возможно, там ждали сигнала, когда тюремщик откроет слуховую отдушину.
– Имя?
– Вам известно мое имя.
– Голос был знакомый - допрашивали Гильда.
– Молчать! Отвечать на вопросы!
Гильд вскрикнул от бoли. На лице нашего мучителя отразилось удовлетворение, словно ему посулили лакомствo.
– Гильд, родом из Героаа.
– Так и отвечать.
Тюремщик удовлетворенно кивнул и посмотрел на меня.
– Признаешь себя виновным в распространении крамолы?
– Я - ученый.
– Это не ответ.
– Ученые занимаются поисками истины. Истина не может быть крамольной она истина.
– Сколько тебе платят фильсы за распространение ереси?
– Я не служу у вас.
– Как понимать эти слова?
– Подкупить можно только тех, кто служит вам.
– Дерзить вздумал. Ожги его!
Гильд пронзительно вскрикнул-на этот раз у меня пробежали мурашки: нужно испытать очень сильную боль, чтобы так вскрикнуть.
– Поделикатней, остолоп!
– это уже относилось к перестаравшемуся палачу.
Некоторое время с Гильдом отваживались, приводили в чувство, слышно было, как его обливали водой.
При первых же вскриках в пытошной Эва напрягла слух. Чувственные губы нашего тюремщика сложились в плотоядную улыбку-он не спускал взгляда с лица Эвы. Ее страдания доставляли ему наслаждение. Мне думается, его не интересовали ни вопросы, ни ответы Гильда. Он только тогда внимательно прислушался к тому, что происходит
Нас ввели всех троих одновременно. Признаюсь, мне было любопытно: в чем нас станут обвинять. Не звонили в колокольчики? Никакой другой вины за нами не значилось.
За массивным тесовым столом сидел приказный дьяк, преисполненный важности. Собственно, какова его должность на самом деле, я не знал дьяком назвал потому, что очень уж вся обстановка напомнила мне разбойный приказ времен Ивана Грозного - вернее, таким я представлял себе разбойный приказ той поры. Не очень тучный, но все же вполне приличный хвост дьяка лежал на специальной подставке. Двое слуг оберегали его, чтобы случайно не уронить на пол.
В ногах у дьяка на полу примостился писарь с чернильницей и гусиным пером в руке. Судя по всему, это был сусл низкого звания - хвост у него тонкий, как прут, нахвостник облезлый. Зато он был жизнерадостным, проказливоГо нрава. Хвост его ни секунды не оставался в покое. Чего он только не вытворял с ним: обмахивал лицо, окунал в чернильницу, подметал пол, извивал кренделями и кольцами... Писарь доброжелательно посматривал в нашу сторону и подмигивал: дескать, не робейте, ничего страшного,
– Имя?- приказный ткнул пальцем в Эву.
Конвоир подтолкнул ее сзади, она поневоле приблизилась к столу.
– Допросите вначале меня.
Дьяк стрельнул в меня гневным взглядом.
– Молчать!
– У меня есть что сказать,- настаивал я.
– Заткните ему глотку!
Конвоир дернул за мой пустой нахвостник, я невольно сел на пол.
Эва не понимала, чего от нее хотят.
– Имя?!-взревел дьяк.
– Она не знает языка, на котором вы спрашиваете, - крикнул я.
Приказный по-прежнему не замечал меня, он только подал нетерпеливый знак стоявшему за моей спиной. Нахвостник затрещал по швам - я снова сел на пол. Когда я попытался опереться на руки, зубья наручников врезались чуть ли не в кость. Вдобавок ко всему конвоир огрел меня по спине своим хвостом.
Оказывается, в жизни Суслов хвост действительно играл первостатейную роль. Одним из методов изощренной пытки было выкручивание хвоста тому, кто запирался.
– Крутани!- приказал дьЯк.
Сусл начал выкручивать Эвин нахвостник. Экзекуция не могла причинить ей боли.
Писарю заносить в протокол допроса пока нечего, он развлекал себя, как умел. Своим тощим хвостом в запаршивленном нахвостнике играл с тюремной крысой. От них, видно, нигде не было спасения, не только в казематах. Оба забавлялись увлеченно. Крыса кидалась на хвост - писарь отдергивал. Настырная тварь начинала подкрадываться-он подзадоривал ее, шевеля кончиком. Пытка не забавляла его, он и не смотрел, как мучают Эву.