Пресечение вселенных. Книга 3. Око Мира
Шрифт:
Алексея Матвеевича – под этим именем он жил лишь последние пять лет, вернувшись с пламенного африканского континента – никогда не мучила совесть. И никогда не стояли 'мальчики кровавые в глазах'. Как у лже-царя Бориса Годунова. Или как у бывшего агента Александра Петровича Елисеева. Кстати его дочь Машка, когда её временно задержали, чем-то сильно напомнила ему ту самую одноклассницу, Машу Петрову. И он сильно досадовал, когда получил насчёт неё жёсткие ограничивающие его власть инструкции… И, при всём при том, Алексей Матвеевич считал, что заслуженно ест свой агентский хлеб с маслом и регулярно получает повышения в чине. Он нужен своему народу. Его удел – защищать униженных и оскорблённых. От возвышенных и обласканных.
Аутиста Юрия
И Юрий это чувствовал. Он кожей ощущал опасность, исходящую от этого добродушного с виду старика. Алик был не менее опасен, но в его отношении не было психоза.
Кстати Юрий, заглянул в прошлое и поискал там бывших Васиных одноклассников – Сашу Никитина и Машу Петрову.
Ему было интересно – что с ними стало?
И он их нашёл.
8. Амнистия
Они оба отбыли свой срок не полностью, отсидев 'лишь' десять лет из пятнадцати и попав под амнистию в честь 60-летнего юбилея Октябрьской революции (Указ Президиума ВС СССР от 04.11.1977 ?6500-1Х). Родина посчитала их уже достаточно исправившимися и отпустила из своих клеток.
Кстати Валентина Ивановна – Ванна – отсидела свою десятку полностью. Уж очень ершистый характер она имела. Постоянно выпячивалась и в изоляторе, и на зоне. И не хотела милости от этого 'справедливого' государства.
Маша Петрова после освобождения так и осталась жить в Сибири. Привыкла уже тут. Вышла замуж за военного из городка поблизости – ракетчика. Родила детей – сына и дочь. Работала простой служащей на почте в том же военном городке.
И была вполне довольна своей жизнью. С Сашей она больше никогда не встречалась. Их школьной дружбе роковые обстоятельства так и не дали перерасти в сильное чувство. А может, его и не было, этого чувства. Родители Маши погибли, не отбыв свой огромный срок. Мать – как известили потом дочь – умерла от воспаления лёгких в тюремном лазарете через месяц после суда. Отец погиб через год, получив удар ножом в какой-то тюремной пересылке. Видно, был он не из робкого десятка.
Происшедшее с ней и её родными Маша считала справедливым наказанием за какие-то прошлые грехи рода – так ей сказала одна монахиня, Серафима, сидевшая в тюрьме за то, что не отказалась от Бога. Услышала рыдания, села рядом и проговорила с ней чуть не до утра.
Маша с тех пор никогда не роптала на судьбу, терпеливо неся свой крест. Вот и теперь – работала, воспитывала детей, довольствовалась малым и не заглядывала далеко вперёд. И за всё благодарила Бога. А монахиню Серафиму после освобождения она взяла к себе. Так та и дожила в её доме, тихо молясь и ходя украдкой в храм. Машины дети называли её бабушкой. Да и муж считал её какой-то дальней родственницей. Люди из органов, конечно, поначалу наведывались, ища какую-то литературу и иконы, но потом оставили их в покое. А Маша и не боялась – ведь хуже, чем было, уже не будет. А люди и в тюрьме живут. Бог везде есть. Тем более, если безвинно – Он не оставит.
Юрию Маша понравилась – хороший человек. Справедливый и честный. И не обозлившийся.
А Саша… Поначалу тюрьма его почти сломала. Но не доломала.
После амнистии в Москву он уже не вернулся. Приехал в Казахстан, в районный городок, где были на поселении его родители. Жили они в полной нищете. Не прижились они там, что ли, не пришлись ко двору.
Только вот была одна странность – Саша, Александр Семёнович Никитин, глава холдинга, даже баснословно разбогатев, так и не женился. Жил как цыган – вечно на колёсах и крыльях. Какие-то девушки иногда крутились возле него, мелькая рядом с ним в кадрах в гламурных изданиях и на интернет-страницах, но – ничего серьёзного. Так, знакомые или подруги его друзей. Юрий заглянул в мысли Саши и понял, что женщины для Саши Никитина стали табу. А та книга по Кама сутре, подкинутая изобретательным Васей, стала проклятием его жизни. Саша решил, что никогда и ни с кем не будет делать того, чему учат в той книге. Слишком уж высокую плату заплатил Саша за эти скабрезные картинки. И зачем он, дурак, взял тогда из парты ту книгу? Зачем принёс домой? Именно себя и только себя Саша считал виноватым за сломанную жизнь Маши, её и своих родителей. Он никогда и ни за что не станет строить отношений ни с одной девушкой! Этот подонок Васька просто приревновал Машу к нему. А что с него возьмёшь, если он просто упёртый дурак? И всегда таким был. И сколько их ещё, таких вот Васек, бродит по свету? Да – через одного! И он больше не станет никем рисковать. Ничьей жизнью. Ради каких-то пошлых утех.
Хотя это, конечно, была слишком малая плата за то, что случилось. Но Саша Никитин побеспокоился и о более существенной компенсации. Он решил сделать кое-что для Маши Петровой. И всё, что лежало на его счету, как и всё имущество, по завещанию было оформлено на детей Маши. А по российским меркам, да и по западным, это было невероятно много.
О своих родителях, конечно, Саша тоже позаботился, хоть и поздновато пришло счастье. Они в полной мере узнали достаток и безбедную жизнь швейцарских рантье. И единственное, чего им не хватало, так это внуков, но эту тему Саша давно закрыл. И старики развлекались тем, что заполнили своё шикарное шале целой оравой кошечек и собак. Это скрашивало их монотонный обеспеченный досуг.
Саша очень хотел также помочь и своей пострадавшей ни за что классной руководительнице, Валентине Ивановне Коржаковой. Хоть чем-то. Хоть и поздно. Поначалу он предлагал ей, деньги, много денег. Она могла купить неплохой домик в любом месте, на выбор – хоть в Италии, Франции или в Сочи – и жить безбедно. Но Валентина Ивановна наотрез отказалась и не пожелала даже вести на эту тему разговор. Когда бывший её ученик Саша Никитин – нынче крутой олигарх – пришёл в её убогую коммуналку с продавленным диваном и тарахтящим холодильником 'Саратов', она лишь удивилась. И Ванна, хоть и изрядно постаревшая, но, как всегда, ироничная, сказала ему:
– Да помилуй, Саша! Это я должна тебе заплатить! Но мне нечем.
– За что? – удивился Александр Семёныч, подозрительно глядя на неё и ища подвоха.
– Как – за что? Ты с Машкой довёл меня до тюрьмы в советское время! И это круто! Я жутко горжусь, что сидела по политической статье при коммунистическом режиме! И теперь отношусь к избранному обществу, к которому принадлежат лучшие люди страны – Мандельштам, Флоренский, Сахаров, Лихачёв, Солженицын! Мало того, нынче все, кто был в тюрьме, по любой статье, хоть уголовной – это узники режима, народные герои, мученики. В школе коллеги и ученики очень мною гордятся, – усмехнулась она. – Предлагают мне мемуары написать.