Пресечение вселенных. Книга 3. Око Мира
Шрифт:
И тогда Вася Аникин сделал решающий ход конём!
Он знал, что по закону все чиновники обязаны проводить по анонимкам тщательное расследование. И, изучив, по отзывам – на что они больше обращают внимание, Вася написал директору школы анонимное письмо!
В нём, от имени возмущённых родителей-доброжелателей из десятого 'а' класса, Вася описал безобразия, якобы творимые в школе этими двоими скрытыми диссидентами – слово это специально заучил – Машей Петровой и Сашей Никитиным. И подробно изложил их высказывания, – переписанные из одной газеты, – содержащие презрение к великим ценностям социалистического строя, к родной коммунистической партии и к мудрому советскому правительству. И всё это высказывали невинным и не укреплённым ещё твёрдым умом сверстникам,
Вася очень долго потел надо всеми этими заумными оборотами, но справился.
Также 'родители-доброжелатели' указали в своём письме на вопиющее бездействие классной руководительницы этих разложенцев – Валентины Ивановны Коржаковой. В просторечии – Ванны. Давно знающей о постыдной физической связи Маши и Саши, но никак не реагирующей на их аморальное поведение. Мало того – она одобряет их антиобщественные взгляды на социализм и коммунизм. А скрывает она это безобразие от общественности из-за сговора с родителями Маши, занимающими немалые посты в главке. А также – из-за подкупа с их стороны. И намекнул на золотые серёжки и кулон, которые она недавно приобрела. А за какие деньги, товарищи, несложно догадаться.
А в конце – приписка. Мол, для надлежащего реагирования и принятия мер, эта самая группа доброжелателей направила такие же письма в наше строгое районо и родной, отзывчивый на критику, райком нашей коммунистической партии.
К слову сказать, Вася считал, что их классной, Ванне, – так её и эдак, – досталось в его письме поделом. Она уже его замучила вконец своими нотациями из-за его разгильдяйства и невнимания к её предмету. Мол, теоремы не учишь, уроки не делаешь, хулиганишь. Подумаешь важность какая – математика! Будет знать, зануда, как ему нервы трепать!
Книжку по Кама сутре Вася, конечно же, специально подкинул недавно Саше в парту. Как будто кто-то случайно её там забыл. Тот, открыв эту книжку, обалдел от восторга. Даже Машке её по секрету показал – наиболее приличные страницы. Но она тут же велела ему немедленно выкинуть эту пакость. А Саша, конечно же, и, не подумав это сделать – отнёс книжицу домой.
Где её потом и нашли проверяющие люди из органов, ведущие досмотр улик по этому громкому делу. А книжка была красивая, дорогая. Вася её на толчке купил за бешеные деньги. Которые он, кстати, свистнул из карманов своего подвыпившего отца – половину его слесарской зарплаты взял. Мать потом весь месяц отца пилила за его, якобы, потерю и суп им варила совсем без мяса. А ведь Вася мог бы и себе эту книжку оставить. Занятная. И суп есть нормальный.
Но для торжества справедливости ему ничего было не жалко.
***
Вася никогда не думал, что набор пакостных слов, получивших входящий канцелярский номер, имеют в нашем государстве такую силу. Потому что то, что произошло в результате его анонимки, поразило его до икотки. И было похоже на свистнувший рядом карающий меч, снявший без разбора несколько голов и оставивший после себя дымящиеся руины.
На Сашу Никитина и Машу Петрову было заведено громкое политическое дело, о котором даже писали потом в газетах. 'Заговор диссидентов в школе', 'Гнездо цинизма', 'Сеем плевелы', – гласили заголовки. – 'Куда смотрит учитель?' В результате все фигуранты дела – учительница математики и классный руководитель десятого 'а' класса Валентина Ивановна Коржакова, родители Маши, работники главка – Иван Анатольевич и Анна Степановна Петровы, несовершеннолетние
Вася поначалу не мог понять – причём тут Машкины родители? Но, как оказалось, у них дома нашли некие диссидентские книги запрещённых авторов: Есенина, Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Заболоцкого, Хармса, Бабеля. Да много ещё писак, всех Вася и не запомнил. 'И чего они всё пишут? – удивлялся школьник Вася Аникин. – И этих-то книг – читать, не перечитать. Вот бы ещё всех писак, что в школьной программе по литературе учат, запретили бы. Он ни одной книжки не прочитал. А кому это нужно?'
В главке, как оказалось, на Машкиных родителей – Ивана Анатольевича и Анну Степановну Петровых, накопали такую гору компромата, что получалось, будто они фактически пытались развалить всю экономику Союза. Начальника главка, за соучастие, тоже отправили в лагеря. Замов выслали на поселение.
***
Вася, конечно, тоже участвовал в этом громком процессе. Давал свидетельские показания на следствии и в суде. Кроме него в школе желающих больше не нашлось. Но он и один справился – так красочно описывал отвратительный роман своих одноклассников и их гнилые выказывания в адрес светлого социалистического строя и родной коммунистической партии, что этого хватило. Предъявил он на суде и ещё одну запрещённую книжку – 'Мастер и Маргарита' Михаила Булгакова. Которую ему, якобы, дал почитать Саша Никитин. На самом же деле Вася купил её за свои деньги на той же толкучке. Сам не читал – чего мозги засорять всякой белибердой? Полистал – мура ведь. Кот какой-то говорящий, поэты недорезанные. Но услышал, что она запрещена, потому и купил – чтобы уж Сашка точно не отвертелся.
Вася хорошо запомнил тот Сашкин взгляд из-за решётки на суде. Недоумевающий и брезгливый. Будто на крысу смотрел. Гад такой! И за это он возненавидел его ещё больше. Да кто он теперь такой? Вша камерная! Ещё и осуждает порядочных людей!
И добавил ещё кое-что сверх своих прежних свидетельских показаний:
– Никитин сказал мне, что у него ещё много таких вот книжек припрятано.
– Где он их распространял? Среди сверстников? – спросил судья сурово.
– Да. Он говорил: 'Пусть читают и знают, как наш народ угнетён'.
– Кем? – заинтересовался судья.
– А это вы у него спросите, – вывернулся Вася, почувствовав подвох. – Я этого так и не понял, потому что книжку эту не читал. Тягомотина какая-то. Дальше первой страницы не осилил. – Что было истинной правдой.
– Почему же вы никому не сказали об интересе Никитина к такой опасной литературе?
– Я говорил, – с честным возмущением ответил Вася. – Вот Валентине Ивановне Коржаковой и говорил, нашей классной руководительнице. Но она мне не поверила. Ведь Маша Петрова и Саша Никитин её любимчики!
Валентина Ивановна Коржакова только усмехнулась в ответ. И тоже посмотрела, как на крысу.
Она была умной и ироничной женщиной, всегда сыпала на уроках математики шутками и словами-перевертышами. Чем дополнительно бесила Васю, не понимающего и половины из этого словоблудия. Как и саму её заумную математику. Эта наглая Ванна, как он слышал, и ко всей судебной процедуре отнеслась с насмешкой. На вопросы следователя Смирнова толком ничего не отвечала. Только каламбурила. Чем изрядно злила сначала его, а потом и судью. Потому и срок получила больше, чем могла бы. При содействии следствию – то есть, свалив все обвинения на Машиных родителей, типа – угрожавших ей, она могла бы отделаться малым сроком. А Валентина Ивановна говорила всё, как есть. Путала следствие. 'Не была, не участвовала, не брала. Да и не предлагали'.