Преступление Гаррарда
Шрифт:
— Почему же это вам неприятно? Не понимаю. Вам давно уже следовало сказать мне об этом.
Гарвей стряхнул с себя мрачное настроение. Она нашла верный тон. Он не должен был портить игры.
— Я серьезно размышляю о том,— ответил он, улыбаясь,— не слишком ли у меня привлекательная секретарша?
Грэйс слегка вздохнула.
— Вы возвращаете мне уверенность. Откровенно говоря, совсем не нравилась себе сегодня вечером, когда посмотрела перед уходом в зеркало. Поэтому-то я и опоздала.
— Не понимаю.
Она отпила шампанского.
— Я
Критическая минута прошла. Они весело болтали, не останавливаясь ни на чем серьезно. Потом пили в салоне кофе и слушали музыку. Оркестр играл какой-то танец. Она вопросительно посмотрела на него.
— Сегодня вечером, принимая во внимание мое настроение, не решаюсь танцевать с вами.
Она встала и протянула тонкую белую руку.
— Я беру ответственность на себя.
16
Когда музыка стихла, дав им возможность отдохнуть немного, Грэйс с удивлением взглянула на Гарвея. Его глаза затуманились, последний вальс он танцевал с трудом.
— Вы устали? — спросила она.
Он невольно улыбнулся. Его физическое самочувствие было так же прекрасно, как в те дни, когда он регулярно занимался спортом. И все же он медлил с отрицательным ответом. Ведь не мог же ей сознаться, что прикосновение ее тела, возможность держать в своих объятиях были причиной того, что у него захватывало дыхание, билось сердце и ноги отказывались служить!
— Я не устал, но охотно присяду на несколько минут. Вы должны потанцевать с любым флотским офицером, который пригласит. Я не смею держать вас в плену.
— Почему же нет? Я не желаю танцевать ни с кем другим. Терпеть не могу заводить новые знакомства и поддерживать надуманный разговор.
Они присели на несколько минут. Грэйс отказала нескольким пригласившим ее мужчинам.
— Упрямица.
— Вы должны быть довольны. Если не хотите танцевать, можем прогуляться по палубе.
Но он предпочел остаться Во время танца она незаметно прижалась к плечу.
— Почему вы сегодня такой странный? Держите меня как ученик свою учительницу танцев во время первого урока. Держите же меня как следует.
В отчаянии он прижал ее, и они закружились под звуки вальса. Оба танцевали необыкновенно хорошо.
— О, это даже лучше, чем в Париже! Вы прекрасно танцуете, мой шеф! Зачем хотелось вам предоставить меня другому? Не боитесь ли, что буду плохой секретаршей, если избалуете? На этот счет можете быть совершенно спокойны.
— С кем вы танцевали в Париже? — спросил он, когда танец был закончен. Первый раз в жизни он ощутил нечто вроде ревности.
— Их было немного. Молодой итальянец Джуззепе Матрини, друг одной девушки, которая изучала со мной стенографию. Ее брат — Сидней Маршам, и брат другой подруги — Поль Генно. Все они танцевали отлично, но не так, как вы.
— С кем вы были наиболее дружны?
— С Сиднеем Маршамом. Он несколько раз делал
— Вы тоскуете по кому-нибудь из ваших друзей?
— Теперь нет. Когда приехала в «Савой» и узнала о случившемся, почувствовала себя одинокой и несчастной. Это же чувство преследовало меня, когда посетила вас в бюро. Теперь я счастлива. Жаль только, что не успела увидеться с дедушкой… Но теперь я не одинока. Вы так добры ко мне, мистер Гаррард!
Все поспешили к иллюминаторам посмотреть на проплывающий мимо пароход.
— Идемте на палубу,— попросила Грэйс. Они облокотились о борт, наблюдая за величественным, медленно удалявшимся пароходом. Наконец он скрылся.
— Внизу душно. Пройдемте на верхнюю палубу.
— Слишком поздно.
— Ну и что же?
— Офицеры не разрешают прогуливаться там в такой поздний час.
— Ах, не говорите глупостей! Вы ничего не знаете. Вчера вечером — было еще позже, чем теперь,— старший офицер пригласил меня туда, а казначей хотел повести меня на самую вышку.
— Черт бы побрал их! И что же вы — пошли?
— Понятно нет.
— Почему?
Гарвей почувствовал, что ее пальцы сжали руку.
— Вы отлично знаете почему.
Он усилием воли овладел собой и постарался принять отеческий тон.
— Вы избалуете меня. Вам следует быть в обществе молодых людей. Настаиваю на этом и не хочу быть эгоистом.
— Когда ближе узнаете меня, поймете, что я сама ужасная эгоистка. Я всегда делаю только то, что мне хочется.
Он остановился, чтобы закурить. Она тоже взяла папиросу. Резкий ветер подул им в лицо. Они слышали, как волны, гремя, ударялись о железные стены парохода. Ее волосы растрепались, платье развевалось на ветру. Она прижалась к своему спутнику. Когда они нагнулись к борту, их обдало целым каскадом брызг.
— Пожалуйста, обнимите меня,— попросила она. Гарвей и во тьме видел ее улыбающийся рот и смеющиеся глаза, нежно глядевшие на него. Он пытался не смотреть на губы и нежно погладил ее волосы. Она крепче прижалась к пему.
— Грэйс,— сказал он,— мне 40 лет и я женат. Вам 22 года и вы еще ребенок. Мне нельзя целовать вас, уйдем отсюда!
— Не хочу. Какой вы смешной! Старший офицер тоже женат, но он, наверное, поцеловал бы меня.
— Пусть он отправляется к черту! Если хотите…
— Ничего не хочу. Ведь я здесь не с ним, а с вами.
— Грэйс, будьте благоразумны. Вы знаете, наши отношения так легко испортить. Ведь мы же не дети, для которых поцелуй ничего не значит. Вы поцелуете мужчину, которого полюбите по-настоящему. Сейчас у вас только мимолетное увлечение.
— Я часто переживала мучительные минуты, будучи вынужденной отказывать мужчинам в поцелуе. Теперь хочу — и получу его.
Ее губы приблизились. Он притянул ее к себе…
— Дорогой шеф,— спросила она после долгого поцелуя,— вы не сердитесь на меня?