Преступление Летучего Отряда
Шрифт:
— А они действительно обнаружили кокаин?
— Мне известно, что именно Брадлей осматривал машину и только.
Лицо Марка вытянулось.
— И какое наказание грозит ей?
— Три месяца заключения, а, может быть, и шесть месяцев. Ведь она везла кокаин?
Мак-Гилл утвердительно кивнул головой.
— Но она не знала об этом…
Дурзер недоверчиво улыбнулся.
— Вы хотите меня уверить, что она не знала, какой груз везет?
— Она ничего не знала о тайнике в автомобиле.
Судья прервал
— Анн Мэри Перрмен!
Анн вошла в зал, кивком головы приветствовала Мак-Гилла и, улыбаясь, опустилась на скамью. Брадлей ранее видел эту улыбку на лице Ронни. С таким высокомерным выражением, с той же улыбкой опустился на скамью подсудимых ее брат…
— Итак, мистер Брадлей? — И по-прежнему улыбаясь девушка обратилась к сыщику. — Наконец-то вам удалось осуществить свои намерения и посадить меня на эту скамью. Я полагаю, что для вас это был самый счастливый день в вашей жизни!
Брадлей не хотел верить своим ушам.
— Вы имеете право разговаривать только со мной, — прервал ее судья.
Девушка презрительно рассмеялась.
— Здравствуйте, господин судья! А я-то полагала, что мне здесь будет предоставлена возможность кое-что сказать…
Секретарь взглянул на лежащий перед ним листок бумаги и заговорил:
— Вы обвиняетесь в том, что ехали минувшей ночью на автомобиле, превысив предельную, разрешенную законом скорость. Признаете ли вы себя виновной?
Судья перебил его:
— Сегодня утром говорилось о том, что поступит и второе, более значительное обвинение. Почему вы не оглашаете его?
К удивлению Мак-Гилла Брадлей покачал головой:
— Обвинение пока ограничится этим. Нам не удалось обнаружить ничего, что могло бы послужить уликой.
Анн первая пришла в себя от охватившего всех изумления.
— Неужели вы хотите быть милостивым ко мне? Я ненавижу вас! — воскликнула она.
Судья попытался призвать ее к молчанию, но это ему не удалось. Анн почувствовала себя хозяином положения: она знала, что Брадлей утаивает правду! Он лгал ради нее, и эта ложь предавала его в ее руки — эта мысль наполнила ее удовлетворением. В ней жило сейчас единственное желание — уничтожить его, обратить в прах, сделать с ним то же, что он сделал с Ронни…
Анн перестала отдавать себе отчет в опасности, которой она подвергалась, она забыла о Марке. Все ее мысли были заняты Брадлеем.
— Мой милый друг инспектор Брадлей неожиданно воспылал желанием помочь мне! А ведь это он меня посадил за решетку…
Дурзер испуганно пытался успокоить ее:
— Мисс Перрмен было бы лучше, быть может, если…
Но она движением руки заставила его замолчать.
— Инспектор Брадлей всегда был очень мил и любезен по отношению ко мне. — Ее голос звучал все громче и громче. — Он неоднократно пытался воздействовать на меня, воспитывать… Мы встречались с ним в ресторанах,
Брадлей окаменел; его лицо превратилось в маску.
— Замолчите, — раздраженно потребовал судья, но она не слушала его.
— Я не замолчу! — продолжала бушевать девушка. — Если он мог ходить за мной по пятам, бросать на меня влюбленные взгляды, а затем использовал первый удобный случай для того, чтобы запрятать в тюрьму, то я вправе сказать все, что думаю об этом. Брадлей осматривал мой автомобиль! Он говорит, что ничего не обнаружил в нем. Он лжет! Он обнаружил в нем дюжину пакетов сахарина.
— Да успокойтесь же наконец! — молил Дурзер.
Но Анн уже не владела собой:
— Я везла сахарин. Я везла контрабанду. Он знает об этом, и все же он выступает перед судом и лжет, лжет! Он воображает, что я из благодарности брошусь ему на шею, но нет, он ошибается. Я покажу всем, что он на самом деле представляет собой. Он сыщик, уничтожающий улики, потому что влюблен в женщину, которую должен преследовать!
Негодование захлестнуло ее, она больше не могла произнести ни слова.
— Когда, вы, наконец, успокоитесь? — сказал разгневанный и выведенный из терпения судья.
— Я сказала все, что хотела сказать…
Дурзер приподнялся со своего места и взглянул на девушку.
— Вы сошли с ума? Или вы не понимаете, что натворили?
— Я не стану обращать внимания на вашу болтовню, — заявил судья. — Против вас поступило лишь обвинение в нарушении правил езды. Вы признаете себя виновной?
— Мы признаем себя виновными, — поспешил ответить за нее Дурзер.
— Вот и отлично. Приговариваю вас к уплате штрафа в двадцать фунтов. Судебные издержки накладываются на вас. И, помимо того, вы лишаетесь шоферских прав сроком на один год.
Анн едва держалась на ногах. Ухватившись за перила, она спросила вполголоса:
— Я могу теперь уйти? Я свободна?
Стражница кивнула ей головой. Прежде чем пройти в камеру за вещами, Анн поздоровалась за руку с Марком.
— Зачем натворила она все это? — спросил шепотом Марк у адвоката. Но Дурзер не был расположен продолжать беседу на эту тему.
— Пойдемте со мной, вы заплатите штраф, — сказал он, уклонившись от ответа.
Дело Анн было последним в списке дел, назначенных к слушанию в это утро, и зал опустел. Лишь судья задержался, собирая в портфель свои бумаги. Он подозвал Брадлея.
— Это был совершенно невероятный взрыв ярости, — сказал он ему.
— Да, — безразлично ответил Брадлей. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным.
— Это первый случай за всю мою долголетнюю практику. Я никогда не слышал, чтобы обвиняемая уличала арестовавшего ее сыщика в том, что он влюблен в нее.