Преступление в Радужном заливе
Шрифт:
– Лгал... да... Я боялся. Вы, конечно, сравнили показания Реи Сантос...
Майор пристально посмотрел на биолога.
– Я сейчас перейду к делу, - заверил его Маккент.
– Все началось с того, что меня заинтересовало поведение Шмидта. Я же видел, что между ним и Ирмой Дари что-то было. Он довольно открыто добивался ее расположения. Но это к делу не относится. Мне показалось, что Шмидт сделал какое-то открытие и скрывает это. Ему известно что-то интересное. Он над чем-то работает. Но где? На базе? У радиотелескопа? Что это могло быть? Потолковать бы с ним наедине. Быть может, он охотнее разговорится, чем в столовой или клубе, где все время народ.
– Не беспокойтесь, следите лучше за собой - не забудьте чего-нибудь. Итак, вы направились к радиотелескопу...
– Ровно в 10:25 я его увидел. Шмидт...
– Маккент несколько раз сглотнул слюну, лоб его покрылся испариной, - он там лежал. Мне показалось, что он в обмороке или у него поврежден кислородный баллон. Я подбежал к нему и не поверил своим глазам - его скафандр был прострелен в двух местах. Представляете?..
– Дальше, дальше.
– Я растерялся, вытащил ракетницу, думал дать сигнал тревоги... потом хотел позвать на помощь по радио, но не сделал ни того ни другого. Первое, что пришло мне в голову, - радиста кто-то застрелил нечаянно, не мог же он сам всадить в себя две ракеты! Но потом я отбросил эту версию, несчастный случай исключен. Шмидта убили. Два выстрела - неопровержимое доказательство убийства. И никого нет вокруг. Это было жуткое чувство. Я сразу подумал - стоит кому-то меня увидеть у трупа Шмидта - и подозрение может пасть на меня. Поэтому я бросился бежать оттуда со всех ног. Вот и все.
– Маккент отер пот со лба.
– На этот раз действительно все.
Закусив губу, доктор Гольберг едва сдерживал нетерпение - так хотелось ему задать Маккенту с десяток вопросов. Но он предоставил инициативу следователю.
– Скажите, Маккент, вы любите Моцарта?
– неожиданно спросил Родин.
– Люблю. Откуда вы знаете?
– Какие произведения Моцарта вы здесь прослушивали?
– Здесь, в Радужном заливе? Насколько я помню, никаких. Да, точно, никаких.
– Вернемся к Шмидту. Значит, вы утверждаете, что помчались прочь от трупа? Куда - к оранжерее?
– Да, я вернулся прямо в оранжерею и лихорадочно стал обдумывать ситуацию. Неожиданно я вспомнил, что ровно в 11:00 будет проводиться проверка всех членов экспедиции, находящихся снаружи. Это значит, что с минуты на минуту следует ожидать тревоги. Если я прибегу последним, это может вызвать подозрение. Поэтому я встал и направился к базе.
– Вы никого не встретили по дороге?
– Я старался уклониться от встреч. Однако мне показалось, будто я вижу чью-то тень. Видимо, это был Нейман, проходивший мимо оранжереи в тот момент, когда я собирался выйти. Кроме того, я видел врача, Рею Сантос.
– Каким путем вы шли к базе?
– Я держался стороной, двигался вдоль склона, в тени. Наконец я притаился и стал выжидать.
– Что же было дальше?
– Потом произошло то, от чего я остолбенел. Над мертвым Шмидтом взлетела ракета. Но там же никого не было! Вы можете это объяснить?
И снова следователь пропустил его вопрос мимо ушей.
– Откуда вы знаете, что у радиотелескопа никого не было?
– Но я же собственными глазами видел мертвого Шмидта, а через две-три минуты после объявления тревоги все собрались у выхода! Кроме Ирмы Дари, но она все время была на связи.
– Вы видели ракету?
– Видел.
– Я, очевидно, неточно выразился. Я спрашиваю, вы посмотрели на холм после того как ваше внимание привлек красный
– Нет. Я смотрел именно в этом направлении. Меня... я не знаю, как бы это лучше выразить... Просто радиотелескоп, холм, где лежал Шмидт... это место притягивало меня, я не мог от него оторваться. У меня было такое чувство... доктору, верно, знакомо это состояние...
– Архаическая аномалия, - проворчал Гольберг, - атавизм. Еще лет сто назад никого не удивляло, что люди толпятся перед домом, где совершено убийство.
– Вы не заметили ничего особенного в этой сигнальной ракете?
– Нет. Мне показалось, что она ничем не отличается от тех, какими мы стреляли на тренировке. Разумеется, за исключением цвета.
– А высота?
Биолог пожал плечами.
– Высота? Я бы сказал - обычная, может, чуть меньше.
– Хорошо. Вспомните, откуда кто прибежал.
– Первой прибежала врач, справа. Мне тогда просто в голову не пришло, что она бежала от оранжереи. Потом из шлюзовой камеры показались Глац и Мельхиад. Нейман бежал со стороны ракетоплана. Юрамото шагал от своей сейсмической станции, а Ланге мчался сверху, от обсерватории. Он прибежал последним.
– К слову, верно ли, что у вас с ним был довольно крупный разговор?
– Да, мы немного повздорили.
– По какому поводу?
Маккент недоуменно развел руками.
– Уж и не знаю, как вам объяснить. Речь шла о человеке, вернее, о человеке, о его прошлом и будущем. Ланге что-то сказал о господстве человека во Вселенной, а я имел неосторожность пожалеть Вселенную, подразумевая биологическое несовершенство человека. Он мне возразил, слово за слово - мы поспорили. Вот и все.
Родин посмотрел Маккенту в глаза.
– Скажите мне, пожалуйста, вы же не маленький ребенок - признанный ученый, заслуженный человек. Я понимаю, что, когда вы наткнулись на мертвого Шмидта, для вас это было сильнейшим потрясением, вы не знали, что делать, и в панике совершили ошибку. Но потом, когда прилетели мы... почему вы так долго скрывали от нас правду?
– Я подумал, - Маккент в волнении сжал руки, - я сказал себе... вы понимаете, я же тут, на Луне, только временно. Мы с вами расходимся во взглядах на целый ряд проблем, ко многому я отношусь с оговорками, возражениями. Кроме того, следует признать, что по натуре я достаточно активен, до всего хочу докопаться, все меня интересует, иногда это даже кое-кого злит.
– Он улыбнулся уголками губ.
– Представьте себе, что именно я выстрелил над Шмидтом ракету. Соберите все факты воедино, и вы поймете, что мне трудно было бы объяснить свое присутствие у мертвого тела радиста. Я признаю, что допустил ошибку. Но, мне кажется, я сумел объяснить, почему я не сказал вам всего сразу. Настало время исправить эту ошибку. Поэтому я и пришел - сказать вам чистую правду. Вы меня понимаете?
– Хотел бы я знать, - произнес доктор, когда за Маккентом захлопнулась дверь, - чем вызвано это его признание. Уж не тем ли, что он обнаружил пробелы в предыдущих показаниях, которые были чистой ложью?
– Вполне возможно.
У ЛЖИ КОРОТКИЕ НОГИ
После обеда доктор вытащил блокнот с пометками и некоторое время бесцельно перелистывал странички, пока не остановился на списке личного состава экспедиции.
– Лесенка укоротилась еще на две ступеньки, но продвинулись ли мы вперед?
– заметил он с горечью.
– Трудно сказать. Я уж не говорю о доказательствах. Что толку в подозрениях, если мы - простите, вы - не можете подкрепить их конкретными доказательствами?