Преступная добродетель

Сад Маркиз де

– Дорогой друг, – произнесла она, – цепи эти будут спаяны, когда вам будет угодно… Ах, они давно опутали мое сердце, и стоит вам только пожелать, как они соединят и наши руки… Не обремененная никакими узами, я хочу вновь утратить свою свободу, и вы прекрасно знаете, кому я желаю вручить ее…

При этих словах Монревель вздрогнул, а графиня, подмечавшая каждое его движение, подобно разъяренной фурии, обрушилась на него и в самых резких выражениях принялась упрекать в равнодушии, с коим он всегда взирал на огонь, пылавший ради него.

– Неблагодарный, как мог ты не замечать пламени, что разожгли твои глаза? как смел ты отвращать от него свой взор? – восклицала она. – С того самого дня,

когда ты вступил в пору юности, я беспрерывно проявляла чувства, коими ты столь опрометчиво пренебрегаешь! Разве хоть один рыцарь при дворе Карла мог бы утверждать, что он был мне более любезен, нежели ты? Я гордилась твоими успехами и страдала от твоих неудач; каждый полученный тобою лавровый венок рука моя украшала миртом. Была ли у тебя хотя бы одна мысль, которую я бы тотчас не разделила с тобой, вспыхнуло ли в тебе хотя бы одно чувство, которое не нашло бы отклика в моей душе? Меня везде встречали с почетом, вся Бургундия пребывала у моих ног, на меня устремляли восхищенные взоры поклонники… Повсюду мне курили фимиам, но помыслы мои летели только к Монревелю, он один владел ими, ибо всех прочих я презирала… Коварный, я боготворила тебя, а твой взор постоянно отворачивался от меня… Обезумев, ты влюбился в ребенка, пожертвовал мною ради недостойной соперницы… Заставил меня возненавидеть собственную дочь… И хотя я видела, что все усилия твои тщетны, сердце мое терзалось от ревности… Но я не могла ненавидеть тебя… Теперь тебе не на что надеяться! Так пусть же разочарование приведет тебя ко мне, коли любви это не по силам!.. Твой соперник здесь, и, если я пожелаю, уже завтра он восторжествует над тобой, ибо дочь торопит меня. Неужели ты все еще уповаешь на чудо? Неужели безумие по-прежнему застилает взор твой?

– Сударыня, теперь я уповаю только на смерть, – ответил Монревель. – Мне горько, что я вызвал у вас чувства, кои не могу разделить, и страдаю, что не смог внушить эти чувства той единственной, кто навсегда завладела моим сердцем.

Госпожа де Сансерр смолкла: любовь, гордость, коварство и жажда мести переполняли ее одновременно. Будь на ее месте женщина честная и открытая, она бы непременно выплеснула свои чувства наружу; однако мстительная и двоедушная графиня предпочла путь притворства.

– Рыцарь, – сказала она, подавляя досаду, – впервые в жизни я получила отказ, однако меня он ничуть не удивил: я умею беспристрастно оценивать себя… я могла бы быть вашей матерью, рыцарь… Так что судите сами, могу ли я, обладая подобным недостатком, претендовать на вашу руку?.. Я не стану более препятствовать вам, Монревель, и уступаю счастливой сопернице честь приковать вас к себе узами брака; не имея возможности стать вашей женой, я навсегда останусь вашим другом. Полагаю, вы позволите мне сохранить за собой этот титул?

– О сударыня, слова эти свидетельствуют о благородстве вашего сердца, – воскликнул юноша, обманутый коварными речами. – Поверьте, – добавил он, бросаясь к ногам графини, – все лучшие чувства, которые только способно испытывать мое сердце, все, за исключением любви, навечно принадлежат вам. Во всем мире у меня не будет друга более верного, чем вы; вы станете для меня и защитницей, и матерью одновременно, и я буду служить вам все время, за исключением тех часов, кои страсть моя побуждает меня проводить у ног Амелии.

– Я польщена, Монревель: вы обещаете уделить мне крупицу счастья, – произнесла графиня, вставая с кресла. – Но когда любишь, тебе дороги любые знаки внимания любимого человека. Несомненно, более нежные чувства доставили бы мне большую радость, но с тех пор, когда я поняла, что мне не следует претендовать на них, я стану довольствоваться вашей дружбой, в искренности которой вы только что меня заверили, и, не желая

оставаться в долгу, подарю вам свою… Послушайте, Монревель, я желаю немедленно доказать вам свое дружеское расположение: помните, я хочу, чтобы любовь ваша восторжествовала и вы бы навеки пребывали подле меня… Но ваш соперник уже здесь; такова воля Карла, и я не посмела ему перечить. Все, чем я могу помочь вам… пока Салену ничего не известно о ваших замыслах… это сделать так, что ему придется встречаться с моей дочерью тайно и под чужой личиной (впрочем, он явился в замок в чужом обличье). А что вы намереваетесь делать?

– Я прислушаюсь к голосу своего сердца, сударыня. Единственная милость, о которой я осмеливаюсь молить вас, – дозвольте мне отвоевать свою возлюбленную у соперника, как это подобает воину.

– На этом пути вы потерпите поражение, Монревель. Вы не знаете, с кем имеете дело, раз полагаете его способным на честные поступки. Постыдно уединившись у себя в глуши, Сален впервые в жизни покинул замок, чтобы жениться на моей дочери. Не знаю, отчего Карл сделал подобный выбор, однако он желает этого брака… и мы не можем возражать ему. Но повторяю вам: Сален, снискавший известность как трус и негодяй, без сомнения, не станет драться с вами… А если он проведает ваши замыслы, разгадает ваши намерения… Ах, Монревель, мне за вас страшно!.. Давайте поищем иной способ и не станем преждевременно выдавать наши планы… Дайте мне несколько дней на размышления, и я сообщу вам, что я намерена сделать. А пока оставайтесь в замке; я сама распущу слух о причинах, кои удерживают вас здесь.

Не подозревая, что его обманывают, Монревель, неспособный на притворство, вновь припал к стопам графини и, успокоенный, удалился.

Тем временем госпожа де Сансерр не мешкая распорядилась обо всем необходимом для своих коварных планов. Юный родственник Клотильды, тайно приведенный в замок в костюме пажа, в точности исполнил указания графини, и Монревель быстро обнаружил его присутствие. Одновременно с ним в доме появилось четверо новых лакеев, коих представили как слуг графа де Сансерра, вернувшихся в замок после гибели своего господина. Графиня шепнула Монревелю, что это люди из свиты Салена. Вскоре у рыцаря не стало никакой возможности видеться со своей возлюбленной: стоит ему появиться в ее покоях, как служанки отвечают, что она не принимает; едва он пытается приблизиться к ней в парке или в саду, как она скрывается от него; нередко видит он ее и в обществе соперника.

Испытание, выпавшее на долю Монревеля, причиняло его пылкой душе жестокие муки; отчаявшись и едва не обезумев, он наконец настиг Амелию в ту минуту, когда лже-Сален только что расстался с ней.

– Ах, жестокая, – с упреком воскликнул молодой рыцарь, не в силах долее сдерживать свои чувства, – вы презираете меня и более не находите нужным скрывать привязанность свою к другому? Вы стремитесь навеки разлучить нас! Теперь, когда мне удалось заслужить доверие вашей матушки и все, увы, зависит только от вас, вы подписываете мне смертный приговор.

Помня, что графиня пообещала сама обнадежить Монревеля, Амелия была уверена, что действия матери направлены на ускорение счастливой развязки столь ненавистного ей спектакля, и продолжала притворяться. Возлюбленному же она ответила, что, коли он желает избегнуть неприятных для него сцен, она советует ему отправиться на поля Марса, дабы с его помощью забыть о горестях, причиненных Амуром. Однако, несмотря на советы графини, Амелия не стала притворяться, что подозревает возлюбленного в недостатке храбрости: она слишком хорошо знала Монревеля, чтобы усомниться в его отваге. Любя его всем сердцем, она не позволила себе даже намекнуть, что она не верит в его смелость и желает получить доказательства.