Преступный викинг
Шрифт:
— Но…
— Нет, дорогая, у нас нет будущего, — сказал он, с нежностью гладя ее по голове. — Но у нас есть настоящее. Давай возьмем от него все, что можно.
Они еще немного вздремнули, а потом Селик проснулся, дрожа от холода, и разбудил Рейн. После грозы в сарае было совсем свежо.
— Проклятье! Здесь холоднее, чем в заднице китобоя на леднике! Лучше спуститься вниз поближе к очагу, или твоими сосками можно будет играть в снежки.
— А твой пенис превратится в сосульку? — игриво спросила Рейн и соскочила с кровати, потому
Они спустились вниз и удостоверились, что двери сарая забаррикадированы изнутри и меч Селика лежит неподалеку на случай возвращения саксов.
Жадно утолив голод тем, что подвернулось под руку — черствым хлебом, холодной олениной, затвердевшим сыром, и медом, они подтащили матрац поближе к огню и поставили на него два котелка согреть воду.
Потом они сидели, тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в одно большое меховое одеяло, и ждали, когда закипит вода.
— Признайся, что ты мне лгала.
— О чем ты?
На всякий случай Рейн отодвинулась подальше.
— О твоих неудачах с мужчинами.
Рейн ткнула его локтем в бок, и он притворился, будто она сделала ему больно.
— Я никогда не говорила ничего подобного. Насколько мне помнится, я сказала, что мне все равно, заниматься или не заниматься сексом, и что у меня небогатый опыт отношений с мужчинами.
— А сейчас что скажешь?
— Напрашиваешься на похвалу? — спросила она, насмешливо поднимая брови.
— Нет. Я знаю, что хорош в постели, — похвастался он. — Мне просто хотелось, чтобы ты хоть один раз признала свою неправоту.
— Я не лгала, Селик. Я знаю, ты не хочешь это слышать, но я люблю тебя. Поэтому с тобой у меня все по-другому.
По правде говоря, сейчас он был совсем не против еще раз выслушать ее признание. У него немножко отогрелась душа, и он чувствовал себя более живым, чем раньше.
— А если бы ты не любила меня, думаешь, ты не получила бы удовольствия? — спросил он, закусывая нижнюю губу.
— Не знаю, — честно призналась Рейн. — Может, это было бы еще лучше. Я только знаю, что с той минуты, как впервые увидела тебя, а это было задолго до битвы при Бруненбурге, я стала мечтать о тебе и между нами как будто возникла особая связь. И ночью мы соединились, словно две части одного разбитого целого. Это звучит банально?
— Банально? Я не понимаю это слово, но мне понравилось, как ты говорила о совокуплении, — сказал он с улыбкой и затаил дыхание, поймав полный обожания взгляд Рейн.
— Я не говорила о «совокуплении», противная ты жаба. Я сказала «соединились». Лучше давай посмотрим, нагрелась ли вода, прежде чем ты… опять…
Когда они вымылись и Рейн помогла Селику побрить лицо, а он не помог ей побрить ноги, предпочитая этому эротические замечания, Рейн перерыла свою сумку в поисках гребенки.
Потом Селик расчесывал свои волосы и ее волосы у ревущего огня, превращая это занятие в любовную игру, а Рейн обыскивала сумку
И все-таки она нашла кое-что интересное.
— Селик, как ты относишься к клубнике?
— Хорошо. Но придется подождать до весны.
Рейн открыла металлический тюбик и намазала губы клубничным блеском, после чего забрала у Селика расческу.
— Я доставлю тебе маленькое внесезонное удовольствие, малыш.
Немного позже Рейн прошептала:
— Надеюсь, у тебя нет аллергии на клубнику, как у некоторых.
Он ответил ей довольным взглядом.
— Святой Тор! Если есть, то у меня будет сыпь в необычных местах.
В полдень Селик проснулся, но ему не хотелось открывать глаза, и он забрался поглубже под теплое меховое одеяло.
Однако что-то мешало ему. Вероятно, сработало шестое чувство. Встревожившись, он незаметно потянулся за мечом. Потом приоткрыл глаза и огляделся.
Дюжина пар широко раскрытых глаз смотрела на него с нескрываемым любопытством.
— Убби! Бестолочь! Где ты, черт возьми?
Тотчас показался Убби.
— Господин звал меня?
Рейн села, завернувшись в мех и подставляя холодному воздуху обнаженное тело Селика.
— Разве я не говорил тебе оставаться у Гайды, пока не пошлю за тобой?
— Говорил, господин. Конечно же, говорил. Но Гайда нас выгнала. Велела передать тебе, что вырастила восьмерых собственных детей и теперь слишком стара, чтобы терпеть шумных, надоедливых сорванцов, свалившихся на нее, как стихийное бедствие. Еще она сказала, что они слишком много сквернословят, — добавил Убби, с осуждением поглядев на Адама, который таращил глаза на обнаженное тело Селика.
Селик застонал, укрываясь мехом, и свирепо посмотрел на Рейн, поскольку приют для сирот был ее безумной затеей.
— Есть еще кое-что, — проговорил Убби, обиженно глядя на Рейн. — Элла вцепилась в меня, как голодная собака в кость. Она говорит, что ты обещала меня ей. Но ведь я не говяжий бок, чтобы мной торговать.
— Рейн! Только не говори, что ты обещала свою помощь Элле, — удивленно вскричал Селик. — Ты разве не знаешь, что Элла много лет пускает слюни на Убби, а Убби бегает от нее, как от чумы?
Но тут он вспомнил о предательстве своего верного слуги.
— Впрочем, тебе, Убби, возможно, как раз нужна властная женщина, чтобы держать тебя в руках.
Убби с возмущением вздохнул.
— Тебе понравилось спать с ней? — прервал их спор Адам.
Он стоял, уперевшись в бок рукой, и не отрывал глаз от полуобнаженной груди Рейн. Она торопливо натянула на себя меховое одеяло.
Все взоры обратились к Адаму. Как он посмел задать такой вопрос?
— А что? Чего вы вытаращились на меня? Я только спросил. Черт вас подери! Ну как тут парню чему-нибудь научиться, если никто не отвечает на вопросы?
— Не помешало бы вымыть тебе рот мылом, — с угрозой проговорил Селик.