Претендент на престол

Войнович Владимир Николаевич

Члены бюро повскакали на ноги и, вытянув шеи, смотрели на распростертое жалкое тело. Шевчук лежал, держа перед собою двумя руками клок сукна и буденовку, словно торговал ими.

– Кто-нибудь из медиков есть среди нас?
– растерянно спросил Ревкин, - Раиса Семеновна!

Раиса Семеновна наклонилась над телом, и стоявшим сзади стали видны ее толстые ляжки, туго обтянутые резинками голубых трикотажных рейтуз.

– Пульса нет, - сказала Раиса Семеновна, с трудом разгибаясь.

32

Сделали

перерыв, вызвали скорую помощь, которая доставила Шевчука в морг при местной больнице. Ревкин пригласил Худобченко пообедать, но тот, посмотрев на часы, сказал, что ему некогда, и в сопровождении своего консультанта, ни с кем не попрощавшись, пошел к машине. Ревкин догнал его в коридоре.

– Петр Терентьевич, - сказал он, семеня рядом с Худобченко, - мне очень жаль, что так получилось.

– Та брось, - махнул рукой Худобченко.
– Ты тут ни при чем. Никто ж не знал, что у него такое слабое сердце.

– Ну так, может, все же пообедаешь с нами?

– Не, не, не могу, друже, дела, - решительно отказался Худобченко. Иди продолжай заседание, а меня провожать не нужно.

Он пожал Ревкину руку, но без обычного дружелюбия и пошел дальше. Ясно было, что он хочет устраниться от происшедшего. Проводив Худобченко взглядом, Ревкин постоял на лестнице и стал подниматься обратно. Тут на него чуть ли не налетел Борисов с какими-то бумагами в руке.

– Ты куда?
– спросил его Ревкин.

– Да я... вот... тут...
– Борисов растерялся и прятал глаза.
– Вот, наконец нашелся он.
– Петр Терентьевич забыл.
– И кинулся мимо Ревкина вниз по лестнице.

Быстро поднявшись к себе, Ревкин увидел в окно, как Борисов, стоя раздетый на холодном ветру, совал бумаги Худобченко, садившемуся в машину. Потому, как Худобченко принимал из рук Борисова эти бумаги, ясно было, что он их не забывал, что он их видит впервые.

"Что-то против меня, гад, написал", - подумал Ревкин о Борисове.

Потом уже стало известно, что в то утро, перед заседанием бюро, Борисов попрощался с женой и дочерью и жене сказал, уходя: "Ну, Манька, иду на страшное дело. Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах".

Борисов вернулся в кабинет. Ревкин пытливо посмотрел на него, но тот снова отвел глаза.

– Ну что ж, товарищи, - вздохнув, сказал Ревкин, - у нас тут произошла неприятная история, я надеюсь, что она останется между нами. Я не хотел бы вас пугать, но предупреждаю: каждый, кто вздумает болтать о том, что здесь произошо, будет привлечен к партийной ответственности. А теперь продолжим. На очереди у нас персональное дело товарища Голубева. По этому вопросу слово имеет товарищ Чмыхалов. Давай, Чмыхалов, только покороче, мы и так, - он посмотрел на часы, - задержались.

Поднялся Чмыхалов. Немного

смущенный случившимся, он, глядя в бумагу, пробубнил обвинения против Голубева. Они сводились в общем к тому, что Голубев с некоторых пор стал игнорировать решения партийных органов, товарищескую критику воспринимал болезненно, в конце концов дошел до того, что сорвал намеченный райкомом срок уборки. Когда ему на это было указано, Голубев отвечал грубо, в присутствии беспартийных колхозников отпускал язвительные замечания, тем самым дискредитируя в глазах масс руководящую роль партии.

Голубеву вспомнилось: был он в прошлом году в большом городе. Машина сбила пешехода. Движение остановилось. Сбежался народ, подъехали милиция и "скорая помощь". Сбитого увезли. Промеряли что-то рулетками. Засыпали кровь песком. Подмели. Регулировщик взмахнул палкой, и движение восстановилось. И так же катили спошным потоком машины. И так же торопились прохожие. Словно ничего не случилось. Голубев вспомнил Шевчука. Он лежал у стола, будто сбитый машиной. "Господи!
– думал Голубев.
– Вот и я помру когда-нибудь от страха перед начальством..."

– Голубев!
– дошло до его слуха.
– Вы что, оглохли? Голубев поднял голову и увидел, что все глаза устремлены на него.

– Товарищ Голубев, - повторил Ревкин, - я вас спрашиваю в третий раз, хотите ли вы что-нибудь сказать?

– А чего говорить?
– спросил Голубев.

– Как - чего? Вы слышали выступление Чмыхалова? Хотите что-нибудь возразить по поводу сказанного?

– Можно и возразить, - подумав, сказал Голубев.

– Только покороче, - вставил Борисов.

– Можно и покороче, - согласился Голубев. Вскочил Неужелев.

– Товарищи, я предлагаю установить регламент. Мы тут и так много времени потеряли.

– Какой регламент вы предлагаете?
– спросил Ревкин.

– Пять минут.

– Пять много, - заметил Борисов, - достаточно трех.

– Товарищ Голубев, - повернулся к нему Ревкин, - хватит вам трех минут?

– Еще и останется.
– Голубев встал, медленно пошел к первому секретарю.
– Вот, получите, - сказал он и, положив партбилет на стол перед Ревкиным, пошел к выходу.

– Товарищ Голубев! Товарищ Голубев!
– закричали вместе Ревкин и Борисов.

Голубев махнул рукой и вышел за дверь. Члены бюро растерянно переглядывались, не зная, как реагировать на столь неожиданный поступок.

– Это провокация!
– вдруг не своим голосом завопил Неужелев.
– Мы должны его немедленно остановить!

Борисов, не дожидаясь дальнейшего развития событий, кинулся вслед за Голубевым. Он догнал его уже на улице, где Голубев, отаязав свою лошадь от забора, влезал в двуколку.