Прежде, чем их повесят

Аберкромби Джо

У больших черты были сбиты — остались бесформенные рябые месива. У маленьких лица были срублены напрочь — остались пустые кратеры грубого камня. Уродливые надписи на языке, которого Джезаль не разобрал, были нацарапаны на мраморной груди, тянулись по рукам, вокруг шеи — ко лбу. Похоже было, что в Аулкусе все приобретало эпический размах — включая вандализм.

Через центр этого ужасного разорения была расчищена тропа — достаточно широкая для повозки. Джезаль выехал вперед через лес безликих фигур, заполнивших все пространство, как толпа на торжественной церемонии.

— Что

здесь произошло? — пробормотал он.

Байяз хмуро глядел на голову, вознесшуюся, наверное, шагов на десять: каменные губы властно сжаты, глаза и нос отколоты, на груди выбиты злые письмена.

— Когда Гластрод захватил город, он дал своей проклятой армии день на расправу с жителями — чтобы удовлетворить их ярость и осушить их жажду разорения, насилия и убийства. Как будто их можно было насытить. — Девятипалый кашлянул и беспокойно заерзал в седле. — Потом они получили приказ разбить все статуи Иувина в городе. На всех крышах, во всех залах, на всех карнизах и во всех храмах. В Аулкусе было много изображений моего учителя — ведь город построен по его проекту. Но Гластрод был настроен решительно. Он отыскал все статуи, собрал их здесь, и обезличил, и покрыл ужасными проклятиями.

— Несчастная семейка. — Джезаль никогда не ладил с собственными братьями, но поступать так — чересчур. Он увернулся от вытянутого пальца громадной руки, стоящей на сломанном запястье; на ладони был грубо выбит какой-то сивмол.

— Что это значит?

— Поверь мне, — нахмурился Байяз. — Тебе лучше не знать.

Громадное — даже по меркам этого кладбища гигантов — здание возвышалось над армией статуй с одной стороны. Лестницы были высоки, как городские стены, колонны фасада — толстые, как башни; чудовищный фронтон украшала увядшая резьба. Байяз направил лошадь к зданию. Джезаль, за спиной мага, беспокойно поглядывал на остальных.

— Едем. — Девятипалый почесал щеку и с тревогой огляделся. — Лучше уехать отсюда как можно быстрее и не возвращаться.

Байяз рассмеялся.

— Девять Смертей боится теней? Ни за что не подумал бы.

— Любую тень что-то отбрасывает, — прорычал северянин, но у первого из магов всегда найдется ответ.

— У нас вдоволь времени, — сказал маг, выбираясь из седла. — Мы уже на краю города. Самое большее через час мы окажемся за городом и продолжим путь. Возможно, вот это вам покажется интересным, капитан Луфар. Как и любому, кто отправился со мной.

Девятипалый вполголоса выругался на своем языке.

— Ну, ладно. Но по мне — лучше ехать.

— Вы разбудили мое любопытство, — сказал брат Длинноногий, спрыгивая с седла рядом с ними. — Надо признаться, город не так пугает при свете дня, как вчера под дождем. В самом деле, сейчас невозможно понять, чем он заслужил черную репутацию. Нигде в Земном круге не найти такого скопления обворожительных древностей, а я — человек любопытный и не стыжусь этого. Да, я всегда был…

— Мы знаем, кто ты такой, — прошипела Ферро. — Я подожду здесь.

— На здоровье. — Байяз взял с седла посох. — Как всегда. Разумеется, вы с мастером

Ки можете развлекать друг друга веселыми историями, пока нас не будет. Жалею, что пропущу такое веселье.

Ферро и ученик хмурились друг на друга, пока остальные пробирались между разбитыми статуями и поднимались по широким ступеням. Джезаль, морщась, хромал. Они прошли в дверь размером с целый дом в прохладный, сумрачный, тихий зал.

Он напомнил Джезалю Круг лордов в Адуе. Похожий на пещеру круглый зал — словно большая чаша с рядами сидений со всех сторон, вырезанных из камня разных цветов. Все побито и испорчено. Дно было усеяно каменной крошкой — явно от рухнувшей крыши.

— Да… рухнул великий купол. — Маг, прищурившись, осмотрел разоренное место и поднял глаза к небу. — Уместная метафора.

Он вздохнул и медленно прошаркал по изогнутому проходу между мраморными полками. Джезаль с сомнением смотрел на нависшую над головами громадину, размышляя, что будет, если кусок свалится ему на голову. Тут уж и Ферро не сумеет зашить. Джезаль недоумевал, зачем он понадобился Байязу здесь, впрочем, то же он мог сказать и про все путешествие — и уже говорил. Так что оставалось только глубоко вздохнуть и хромать следом за магом. Девятипалый шел чуть сзади, и звуки его шагов эхом разносились по зданию.

Длинноногий, аккуратно выбирая дорогу по разбитым ступеням, разглядывал рухнувший потолок с величайшим интересом.

— Что это было? — спросил он, и его голос отразился от изогнутых стен. — Что-то вроде театра?

— В каком-то смысле, — ответил Байяз. — Это была большая палата имперского сената. Здесь восседал император, слушая дебаты мудрейших граждан Аулкуса. Здесь принимались решения, менявшие ход истории.

Байяз вскарабкался на ступеньку и пошаркал дальше, взволнованно показывая на пол. Его голос дрожал от возбуждения.

— Вот на этом самом месте, помню как сейчас, Калика обращался к сенату, предостерегая против завоеваний империи на востоке. А вот оттуда Иувин отвечал ему с неотразимыми доводами — и победил. Я смотрел на них, завороженный. Двадцатилетний — я замирал от восторга. Я по-прежнему помню их спор — до мельчайших подробностей. Слова, мой друг. В словах может быть больше силы, чем во всей стали Земного круга.

— Все же клинок в ухе — больнее, чем слово, — прошептал Логен. Джезаль расхохотался, но Байяз, похоже, не обратил внимания. Он торопливо метался от одной каменной скамьи к другой.

— Здесь Скарпиус читал проповедь об опасностях разложения и об истинном значении гражданского долга. Сенат завороженно внимал ему. Его голос звенел, как… как… — Байяз взмахнул рукой, словно пытаясь достать нужное слово из воздуха. — А! Какая теперь разница? В мире не осталось ничего надежного. Тогда было время великих людей, делающих то, что правильно. — Байяз хмуро посмотрел на каменную крошку, покрывшую пол громадного зала. — А сейчас — время мелких людишек, делающих то, что обязаны. Мелкие люди с мелкими мечтами, идущие по стопам гигантов. Все равно видно, какое это было величественное строение!