Прежде чем проститься

Кларк Мэри Хиггинс

Нелл почти дошла до двери, когда Арлин Баррон окликнула ее:

— Миссис Макдермотт, вы забыли свой мешок.

Бумажный мешок с кофейным тортом так и стоял на полу возле стула.

— Спасибо. Я совсем забыла, что пришла сюда вместе с тортом. Отвезу его в пансион одной больной и несчастной старухе. Может, он хоть на время подсластит ей жизнь.

78

Приехав в тринадцатый участок, Склафани и Бреннан увидели там бывшего конгрессмена Корнелиуса Макдермотта вместе с каким-то мужчиной.

— Вот уж кого никак не ожидал встретить в полицейском участке, — шепнул другу Бреннан. — Конгрессмен Макдермотт. Интересно, а он здесь по

какому делу?

— Сейчас узнаем.

Склафани поздоровался со знакомым сержантом, затем, широко улыбнувшись, повернулся к старику.

— Добрый день, сэр. Разрешите представиться: инспектор Склафани. Мы с инспектором Бреннаном расследуем дело о взрыве яхты и уже несколько раз встречались с вашей внучкой. Она нам очень помогла.

— Мне Нелл ничего об этом не говорила, — ответил Макдермотт. — Впрочем, я не удивляюсь. Я растил ее самостоятельной и независимой. Видно, оказался очень хорошим воспитателем.

Он пожал Склафани руку.

— А я здесь совсем по другому делу... Познакомьтесь, это доктор Майнор. Мы приехали сюда узнать обстоятельства смерти его матери.

— Примите мои соболезнования, доктор, — сказал Бреннан, подходя к нему. — Это случилось недавно?

— Девять месяцев назад, — ответил за Дэна Мак. — Это долгая, очень печальная история. Мать Дэна... она много лет была бездомной. Девятого сентября, когда загорелся «особняк Вандермеера», она задохнулась в дыму.

Склафани попросил знакомого сержанта найти им свободный кабинет, где можно было бы спокойно поговорить. Вскоре все четверо сидели за столом. К ним присоединился капитан Джон Мерфи, который принес документы и пакет с личными вещами матери Дэна Майнора.

Капитан Мэрфи пробежал глазами листы протоколов.

— Скорее всего, пожар начался в восьмом часу вечера. Звонок в пожарную часть поступил на пульт в семь часов тридцать четыре минуты. Звонящий сообщил, что из окон нижнего этажа «особняка Вандермеера» валит дым. Первый пожарный расчет приехал через четыре с половиной минуты. К этому времени больше половины здания уже было охвачено огнем. По-видимому, огонь распространялся через вентиляционные каналы. Когда-то их обивали войлоком, а старый сухой войлок горит не хуже бензина. Вскоре запылала крыша, но четверо пожарных, обвязавшись веревками, все-таки обследовали два нижних этажа. Другие по выдвижным лестницам добрались до третьего и четвертого этажей. На четвертом этаже, в ванной комнате, они обнаружили тело пожилой женщины. Судя по всему, она пыталась спастись от огня, забравшись в ванну и прикрыв лицо мокрой тряпкой. В тот момент женщина была еще жива, хотя и находилась без сознания. Ей немедленно стали оказывать врачебную помощь, но спасти уже не смогли. В половине десятого врач констатировал смерть, наступившую в результате отравления дымом.

Дэн сидел, опустив голову.

— Доктор Майнор, конечно, это слабое утешение, но тело вашей матери не получило ни одного ожога. Она погибла от жары и дыма, — сказал капитан Мэрфи.

— Спасибо за обстоятельный рассказ, капитан... Скажите, а почему мою мать считают виновницей пожара?

— Мы только предполагаем, — поправил его капитан Мэрфи. — Здесь возникла некоторая путаница. На первом этаже было несколько разбитых окон. Когда начался пожар, волной горячего воздуха оттуда вынесло много старых бумаг, а среди них — продовольственные купоны для бездомных. Их еще зовут «талонами на жизнь». На купонах было написано имя другой женщины. Поначалу мы решили, что погибла именно она. За несколько часов до пожара та женщина жаловалась в полицию, что у нее украли мешок с продуктами и недавно выданную пачку «талонов на жизнь».

— Тогда получается, моя мать была в «особняке Вандермеера» не одна, — заключил Дэн.

— Как я вам уже сказал, полной ясности у нас нет. Других тел в доме обнаружено не было. В комнате, откуда вынесло бумаги и купоны, пожарные

не нашли ни следов пищи, ни складных матрацев, на которых обычно спят бездомные. Мы все-таки думаем, что вечером девятого сентября ваша мать находилась в «особняке Вандермеера» одна. Возможно, она замерзла и хотела согреться. Не исключено, что она решила сварить себе горячую пищу. Бездомные знают, что во многих брошенных домах годами не отключают водопровод или перекрывают только часть труб. Наверное, так было и в «особняке Вандермеера». Ваша мать добралась до четвертого этажа, где была вода. Там ее и застал пожар. Быть может, она пыталась выбраться, но в сумерках и густом дыму не нашла лестницу.

— Капитан, так неужели мою мать подозревали еще и в краже этих проклятых «талонов на жизнь»? — почти закричал Дэн.

— По-моему, доктор, я ничего подобного не говорил, — смущенно ответил капитан Мэрфи.— Хозяйка купонов вполне могла потерять их сама.

— Простите, капитан... А теперь я хочу кое-что рассказать вам о своей матери, — сказал Дэн. — Я не верю, чтобы она могла развести огонь, желая согреться или сварить себе горячую пищу. Мама патологически боялась огня. Она предпочла бы дрожать от холода, но ни за что не развела бы огонь.

Капитан Мэрфи, Мак и двое полицейских инспекторов глядели на него с вежливым недоверием.

— Мой отец нас бросил, когда мне было три года. Мать очень тяжело переживала его уход. Она впала в депрессию и начала искать утешение в выпивке. Вскоре она уже не могла без спиртного. Днем мать еще держалась, но как только укладывала меня спать, садилась в гостиной и напивалась до бесчувствия.

Голос Дэна дрогнул.

— В детстве я очень переживал из-за маминого пьянства. Я часто просыпался, брал одеяло и шел в гостиную. Там, у камина, стоял диванчик. Она часто засыпала на диванчике, а рядом валялась пустая бутылка. Тогда матери очень нравился огонь. Она разжигала камин, мы садились на диванчик, и она перед сном читала мне книжки... Однажды я проснулся и пошел посмотреть, как она. Мама спала прямо на полу. Наверное, упала во сне. Она лежала почти рядом с камином. Там еще оставались горящие дрова. Я стал разворачивать одеяло, чтобы ее прикрыть, и его край попал в огонь. Я попытался вытащить одеяло и не заметил, как у меня вспыхнул рукав пижамы.

Дэн встал, снял пиджак и расстегнул манжету на левом рукаве.

— Я едва не лишился руки, — продолжал он, закатывая рукав. — Почти целый год провел в больнице. Мне делали несколько операций по пересадке кожи, а потом я долго учился заново пользоваться левой рукой. У меня были жуткие боли... Мать страдала не меньше моего. Она во всем винила себя и очень боялась, что ее привлекут к суду и лишат родительских прав... Перед тем как исчезнуть, она всю ночь просидела у моей больничной койки. Обещала вечером прийти снова и не пришла. Ни вечером, ни на следующий день... Мы много лет не знали, где она и жива ли вообще. И вот семь лет назад мы случайно увидели ее в телевизионном фильме о нью-йоркских бездомных. Ее узнала моя бабушка. Они с дедом наняли частного детектива. Мать он не нашел, но говорил с другими бездомными, которые ее знали. Каждый рассказывал свое, но все как один отмечали, что моя мать панически боялась огня.

Вся левая рука Дэна от запястья до предплечья была изуродована и покрыта шрамами. Уловив молчаливые вопросы присутствующих, он несколько раз согнул и разогнул руку в локте и повертел ею.

— У меня были атрофированы все мышцы и задеты нервы... Зрелище не из приятных, но в остальном рука работает вполне нормально. Наверное, если бы не поддержка врачей, медсестер, сиделок, я бы остался инвалидом. Тогда пластическая хирургия была не на таком уровне. А сегодня руке можно было бы вернуть почти прежний вид... Я этим и занимаюсь. Сначала работал в Вашингтоне, несколько месяцев назад переехал в Нью-Йорк. Работаю детским хирургом в ожоговом центре.