Прежде чем ты узнаешь мое имя
Шрифт:
Я тщательно следовала инструкциям мистера Джексона и оделась так, словно на улице было тридцать градусов жары, а не четыре. Так что я шла и дрожала под своим толстым зимним пальто. В тот день ему оставалось снять не так уж много. Чтобы оставить меня полностью обнаженной на его маленьком, накрытом простыней диване, не потребовалось много усилий.
Прошла неделя, а мой желудок все еще закручивается в узел при воспоминании об этом. Раньше ни один мужчина не видел меня обнаженной. Никогда не рассматривал меня так пристально. О, у меня был секс, если так можно назвать шарящие пальцы и толчки под простынями на разных вечеринках. Только подобного со мной никогда не происходило. Меня
– Я хочу сфотографировать тебя, Алиса.
Комната накренилась. Обычно, когда он наблюдал за мной в классе, у меня возникало точно такое же ощущение в животе, будто я одновременно тону и плыву, хочу, чтобы он продолжал прикасаться ко мне, но в то же время хочу прикрыться, вскочить на ноги и убежать. Вместо этого, загнав дрожь поглубже, я не сдвинулась с места. В конце концов, это то, что, по его словам, от меня требовалось.
– Мне нужно, чтобы ты оставалась совершенно неподвижной.
Я ответила:
– Да, конечно. Я уже делала это раньше.
Теперь он знает, что это неправда, хотя я еще не сказала ему, сколько мне на самом деле лет. То, что я скрываю от него свой возраст, больше похоже на недомолвку, а не на настоящую ложь. Особенно по сравнению с тем, что я сказала Глории, когда вернулась, чтобы забрать кое-какую одежду. Я сказала, что еду на озеро с Тэмми. Кое о чем лучше никогда не рассказывать, потому что это ничего не изменит. Достаточно того, что он знает, что я солгала, будто у меня есть опыт работы моделью. Он бы и так догадался: я вздрагиваю каждый раз, когда щелкает камера.
И я все равно вздрагивала даже тогда, когда уже немного пообвыклась. Прошлой ночью, лежа без сна на этом диване, я думала о том, как быстро вещь, которая раньше казалась странной, может стать нормальной и даже обычной. В тот первый день, когда мистер Джексон сфотографировал мое обнаженное тело, я находилась где-то еще, за пределами объектива, может быть, даже за пределами комнаты. Я задрожала, когда он сделал один снимок, затем другой, уверенная, что он подошел слишком близко, увидел слишком много. Но я ни разу не попросила его остановиться, не попросила его вернуться к мольберту. Закончив, мистер Джексон завернул меня в мягкое одеяло, и мы всю ночь проговорили об искусстве и Боге.
– Я верю, что это одно и то же, – сказал он.
Мы ели домашние начос, и он никогда не прикасался ко мне. По крайней мере не так, как прикасаются, намекая на что-то еще. Я спала на диване, завернувшись в одеяло, а на следующее утро он сфотографировал меня через полуоткрытую дверь, пока я принимала душ, а позже, вернувшись на диван, мистер Джексон захотел сделать еще один снимок.
– Свет сейчас прекрасен, Алиса.
На этот раз я не пыталась мысленно сбежать из комнаты. Я не сводила глаз с объектива, пока открывался и закрывался единственный, наведенный на мое тело, глаз камеры. Я чувствовала себя сильной, глядя прямо на него. Позже мистер Джексон показал мне несколько снимков, но бледная обнаженная кожа, мягкий треугольник волос между моими ногами ничего для меня не значили. Я не могла перестать смотреть на то, как сверкали мои глаза, как мои губы на мгновение изогнулись в оскале.
Мистер Джексон сказал, что я непостоянна, и снова постелил мне на диване.
Так что мы живем по этому новому распорядку уже целую неделю. Наши разговоры разносятся по всему дому, а когда он уходит на целый день в школу, я счастлива здесь
И некто по имени Кьеркегор, который сказал: «По сути своей, все начинается с ничего и поэтому может начаться в любой момент».
Мне нравится, как звучит эта фраза, и я почти понимаю ее значение.
Когда мистер Джексон приходит домой с продуктами и пивом, мы готовим ужин, немного выпиваем, а потом он фотографирует меня как-то по-новому.
– Это не порнография, – говорит он в один из таких вечеров, когда просит меня положить руку между ног. – Расслабленно, вот так.
Возможно, на этот раз он уловил мою нерешительность, замешательство по поводу того, к чему это может привести.
– У порнографии есть своя цель, свои достоинства, Алиса. Не позволяй консервативной болтовне этого города запудрить тебе мозги. Хотя то, что мы делаем, к этому не относится. Речь идет о том, чтобы показать миру, как ты живешь в своем сильном и красивом теле. Все невероятные вещи, которые ты можешь заставить его делать.
Позже мистер Джексон показывает мне несколько видеороликов на своем ноутбуке, которые называет достойной порнографией. Женщины и мужчины обвились вокруг друг друга, задыхаясь, и выглядя по большей части так, будто им больно.
– Агония и наслаждение могут выглядеть одинаково, – говорит он мне, когда я пытаюсь ему это сказать. Это правда, потому что я не вижу разницы, не могу понять, боюсь я или каким-то образом открываю новые грани в себе самой, наблюдая за разворачивающимися сценами. Я знаю, что сама хочу смотреть на это, и знаю, что становлюсь мокрой, пропитываясь тем, что вижу на экране. Я испытываю противоречивые чувства от увиденного, от того, как оно одновременно ужасает и возбуждает меня.
Одно мне известно наверняка, – то, что мистер Джексон показывает мне, я уже не смогу забыть. Но, поскольку ночью он снова оставляет меня одну, я никак не могу понять, чего он ожидает от меня в этом новом манящем мире.
Позже я пойму, чего он хотел добиться, заставляя меня ждать. Ему нужно было знать, что мне можно доверять, убедиться, что он в безопасности. Как будто моя безопасность вообще не играла никакой роли.
В ночь прощания с работой Руби ловит себя примерно на такой же мысли. Весь вечер Эш держался от нее на расстоянии, по другую сторону бара, так что всю вечеринку она искала его, совсем забыв, что праздник был устроен в ее честь и едва замечая каждое «Я буду скучать по тебе» или «Помнишь, когда…», которое ей говорили. К одиннадцати часам ее затошнило, не от дешевого шампанского, а от узла горечи в животе, и она, извинившись, пошла домой в слезах. Как Эш мог так игнорировать ее? Эта была единственная ночь, когда никто не заподозрил бы, что между ними что-то есть, потому что все в агентстве обнимали ее, признаваясь в своей любви. Но он все равно держался от нее на расстоянии.
Эш появился в ее квартире двадцать минут спустя.
– У меня есть полчаса, – сказал он, взглянув на часы. Как будто тридцать минут могли компенсировать целую ночь, которую она потеряла, дожидаясь встречи с ним. Когда он уходит, заказав Uber с ее телефона – «Просто на всякий случай», – она думает, а не спланировал ли он это с самого начала? Хотел ли он посвятить ей хотя бы одну ночь, сделать так, чтобы она почувствовала себя в безопасности? Или речь шла всегда только о нем?
Конечно, она знает ответ на этот вопрос. Мы обе знаем. Только нам потребуется еще несколько недель, чтобы понять, чем действительно грозит связь с такими ветреными мужчинами.