Прежде, чем умереть
Шрифт:
Павлов с растерянным видом стоял возле кабины и что-то терпеливо объяснял собравшимся вокруг него пятерым бугаям.
— Эй, какого хуя происходит? — вежливо окликнул я агрессивно настроенную группу охочих до расправы молодых негодяев. — Это мой водитель. Чего к нему доебались?
— А ты что ещё за хер с горы? — поинтересовался самый рослый и плечистый из них.
— Сынок, я прощу тебе эту грубость, но только на первый раз, — подошёл я ближе, расстегнув хлястик ножен. — Меня зовут Коллекционер, а этот милый человек...
Ватные ноги, потеряв управление, совершили замысловатое па, и в следующее мгновение
— Так в чём проблема? — принял эстафету переговорщика Станислав, сам насилу держась в вертикальном положении.
— Этот козёл, — указал плечистый детина на Павлова, — только что послал меня нах**! А я такого не прощаю!
— Ничего подобного! — чуток приободрился лейтенант, видя хоть и сомнительную, но поддержку. — Я им ни слова не говорил. Произвол какой-то!
— А это, — резко провёл детина пальцами от кадыка к подбородку, — что такое, по-твоему?! Крутого из себя корчишь, мразь?!
— Что? Это... Я ничего такого не имел в виду. Просто привычка, — машинально повторил Павлов движение.
Огромный кулак детины взмыл в воздух и взял курс на голову лейтенанта, примерно того же размера, и встреча этих двух равновеликих объектов не сулила второму ничего хорошего. Но вдруг вектор летящего словно метеор кулака резко изменился, а его гордый обладатель осел наземь, держась за кадык и харкая кровью.
— Довольно! — пролетел над толпой певучий голос. — Представление окончено.
Как она появилась там, чёрт подери?! Моя девочка.
Поверженный детина протянул было свою клешню к обидчице, но тут же пожалел об этом, схлопотав коленом в нос, и повалился, брызгаясь красными соплями. Четвёрка подпевал быстро и непринуждённо растворилась в сгущающихся сумерках.
Глава 7
Женщины, эти странные существа, так похожие на человека, и в то же время бесконечно далёкие от него... Их мозг устроен совсем иначе, хотя в анатомическом плане неотличим от нашего. Не могу назвать себя большим знатоком тонкостей женского разума, моё общение с данными биологическими объектами обычно проходит в несколько иной плоскости, нежели мыслительной. Кому нахрен интересно, что думает шлюха или какая-нибудь девка, подвернувшаяся в не самый подходящий для неё момент? Но с появлением в моей жизни Ольги всё изменилось. Девятилетняя девчонка из сибирской глуши что-то со мной сделала, что-то сломала в моём идеальном прежде мировосприятии. Она, как никто раньше, понимала меня, а я, со временем, научился понимать её, более или менее. И могу сказать с полной уверенностью — женщины страшнее чумы.
— Что это с ним? — кивнула Ольга в сторону раскрасневшегося Станислава, пялящегося на неё с тех пор, как мы поднялись в просторный номер «Коммунара», арендованный нашей нежданной спасительницей. — Штаны жмут?
— Не обращай внимания, видать, отрава ещё не отпустила.
— Я тебя уже где-то видел, — прищурился Станислав, подавшись вперёд. — Эти глаза... Я их помню.
— Ого, глаза, — расшнуровала Ольга берцы. — Да он романтик.
— Ещё какой, — согласился я.
— Их трудно забыть, чертовски красивые, —
— Небось, давно комплиментов про глаза не слыхала, а, Оль?
— Да считай никогда. Твой друг — большой оригинал.
— Только в тот раз, они были в слезах, — продолжил Станислав. — Ах ты лживая сучка, — потянулась рука к кобуре, но Олин «Вальтер» уже смотрел дулом ему в грудь.
— Как ты меня назвал? — беззлобно пропели роскошные губы.
— Стоп-стоп! — поднял я руки, пытаясь мирно разрешить этот лингвистический конфликт. — Давайте-ка успокоимся и всё обсудим. Станислав, просто извинись.
— Извиниться? — скривил тот физиономию.
— Да. Ты не представляешь, скольких особей мужского пола потеряло человечество из-за таких неосторожных слов. Лично я против собак ничего не имею, но вот Оле подобное сравнение отчего-то кажется оскорбительным. Я серьёзно.
Ствол лежащего на бедре пистолета всё ещё глядел в сердце Стаса, а милый пальчик слегка побелел на спусковом крючке.
— Он так сильно тебе нужен? — поинтересовалась Ольга.
— Может пригодиться, — кивнул я. — Станислав, дружище, не глупи.
— Ты был с ней заодно, — облизал он пересохшие губы. — Тогда, под Иваново. Эта... она что-то подмешала Москве. Да. А ты довершил начатое. Что ты сделал с ним?
— Слушай, тебе в голову дало. Проспись для начала, а утром мы обсудим все твои параноидальные теории.
— Хватит нести х**ню, я не верю в такие совпадения. Ты что, думал, я не узнаю?
— Честно говоря, я не планировал вас знакомить.
— Так, значит, это был ты. Ты убил Алексея?
— Не сразу, — встала Ольга, держа Стаса на мушке, поставила стул напротив и села. — Сначала мы отвезли его в Арзамас, приковали в подвале и всласть повеселились. Он безумно страдал. И тоже называл меня сучкой, поначалу. Потом стал звать девочкой, деткой, даже доченькой. Знаешь, когда я его резала, когда отрывала ногти и выбивала зубы долотом, мне было так хорошо, — пальцы её левой руки скользнули между разведённых бёдер. — До дрожи. Каждый его вопль, каждый хрип заставлял волоски на теле вставать дыбом, — высвободила она правую ногу из ботинка и коснулась стопой детородных органов сидящего с раскрытым ртом Станислава. — Я помню всё, будто это было вчера.
— Какого чёрта ты делаешь?
— И тебя я тоже помню. Узнала, как только увидела. Ты был таким добрым, мягким, предсказуемым. Смазливая мордашка, голые коленки, слёзки в голубых глазах... Как устоять перед девушкой в беде, верно? Скажи, ты ещё долго меня ждал? Фантазировал обо мне, пока мы везли твоего дружка, связанного, как свинью на убой? О чём сожалел больше, о пропаже Москвы, или о том, что не удалось меня трахнуть?
— Ну хватит, — выдохнул Станислав, сглотнув.
— Я решу, когда хватит, — изящная ножка надавила чуть сильнее.
— Дьявол... Пытаешься доказать, что ты тут главная?
— Точно. И тебе нравится. Расскажи, как ты собирался это сделать. В койке, на столе, может, на полу?
— Завязывай.
— Лицом к лицу, или сзади?
— А сама как думаешь?
— Думаю, лицом к лицу. Тебе ведь нравятся мои глаза, ты хотел бы смотреть в них, как сейчас.
— Завязывай, сказал!
— Не вздумай дёргаться, я не закончила.
— Да ты больная. Чёрт... — физиономия Станислава стала почти пунцовой от напряжения.