Презумпция невиновности
Шрифт:
Домой я доехала на автопилоте – так, как сегодня, я давно не уставала. Нарезав три круга вокруг дома в поисках свободного парковочного места, я с трудом приткнула машину у помойки и на подгибающихся ногах поковыляла к подъезду. Запах отборного канабиса я почувствовала еще на первом этаже. Пока ждала лифт, все гадала, это то, что я думаю, или, быть может, я все-таки ошибаюсь насчет моральных принципов творческих людей? На лестничной площадке от конопляного дыма резало глаза и хотелось кашлять, а музыка грохотала так, что сомнения окончательно покинули меня, и дверь я отпирала в твердой уверенности, что с минуты на минуту приедет наряд
Когда я вошла, Влад корчился от смеха на диване у телевизора, хотя, на мой взгляд, на экране не происходило ничего смешного. Транслировали футбольный матч, и озадаченный Митя стоял на коленях перед экраном и пальцами ловил мяч, неспешно перекатывающийся по футбольному полю. Само собой, попытки его не имели успеха, и это особенно веселило Пещерского. К голосу комментатора, орущего на полную громкость, добавлялся грохот включенной магнитолы, и квартира сотрясалась от пронзительного голоса двух парней из группы «5nizza».
– Я солдат, недоношенный ребенок войны, я солдат… – фальцетом выводил первый солист.
– Мама, залечи мои раны… – героически вторил ему второй.
– Я солдат, солдат забытой богом страны…
– Я герой, скажите мне какого романа…
– Добрый вечер всем, кого не видела! – поздоровалась я, выключая музыку.
Пещерский тут же перестал смеяться и обиженно закричал:
– Э, быстро включила, да? Весь кайф обломала!
Митя же, не замечая меня, продолжал сосредоточенно ловить мяч.
– Рассказывайте, герои романа, что вы здесь учинили! – повысила я голос, направляясь к журнальному столу, на котором стояло блюдце, полное окурков от косяков. Один косяк, недокуренный, дымился прямо на столе, уложенный таким образом, чтобы не сразу испортить полировку, а только тогда, когда тлеющий огонек поравняется со столом и оставит на нем черный след. Подхватив горячий окурок, я понесла его в туалет, собираясь утопить, но споткнулась в коридоре о полиэтиленовый пакет, валяющийся посередине, и чуть не упала. Из опрокинувшейся пластиковой сумки вывалились несколько газетных свертков, один из которых оказался неаккуратно распотрошен, и из него что-то высыпалось. Избавившись от папиросы, я вернулась с совком и веником, но стоило мне только начать заметать просыпавшийся мусор, как сердце оборвалось и упало куда-то в район желудка. Судя по одуряющему запаху и характерному виду, на совке покоилась селекционная анаша. И этого добра была целая сумка!
Прямо с совком я отправилась к Пещерскому и потрясла перед ним мусором.
– Да будет тебе, Влад, известно, что за хранение в крупном размере наркосодержащих веществ, в том числе самой банальной анаши, дают до трех лет лишения свободы. Хотя не исключена условка при наличии положительной характеристики с работы.
– Э-э, нет, сестричка, – хитро прищурился Пещерский и погрозил мне пальцем. – Мы с Митяем всего лишь употребляем, а найдут запрещенные вещества у тебя. Но ты не волнуйся, положительную характеристику с работы я тебе накатаю. Будешь внештатным сотрудником моего журнала!
Я высыпала содержимое совка на журнальный стол перед Пещерским и красноречиво указала на дверь.
– Ага, нашла дурака, – рассмеялся даровитый фотохудожник, ребром ладони сгребая траву вперемежку с мусором в одну кучу. – С минуты на минуту прибудут доблестные парни из столичной полиции, соседи обещали вызвать, и меня прямо на выходе примут с анашой. Нет уж, пусть лучше она
Закончив формировать кучку, гость забил новый косяк, сунул его в рот и неторопливо потянулся за зажигалкой. При этом лицо Пещерского не выражало ровным счетом ничего – ни злости, ни страха, ни мук совести. В таком состоянии говорить с ним было так же бессмысленно, как распинаться перед унитазом, поэтому я отправилась в кухню, натянула резиновые перчатки, вернулась в коридор к пакету, подхватила его под дно и решительно направилась к входной двери.
– Куда понесла? – заволновался Пещерский, вытягивая кадыкастую шею и стараясь рассмотреть из гостиной траекторию моего передвижения.
Ни слова не говоря, я распахнула дверь и вынесла пластиковую сумку на лестничную клетку. Лифт продолжал стоять на этаже, и я, ни секунды не мешкая, сунула анашу в кабину. После чего вернулась в квартиру и старательно, один за другим, заперла за собой все три замка. Сидя на кресле в гостиной, Пещерский продолжал тянуть шею в сторону прихожей, не в силах поверить в мое вероломство. Не обращая на него внимания, я подняла с пола пульт и выключила телевизор, и только после этого Митя заметил мое присутствие. Перестав возить руками по экрану, он взглянул на меня лучистым взглядом и, поправив очки, восторженно сказал:
– А у нас гости!
– Я это заметила, – сухо откликнулась я.
– Я не понял, ты чего, пять кило травы на лестницу отволокла? – проревел Пещерский, пытаясь подняться на нетвердые ноги. – Вот черт, сумку сейчас сопрут!
– Гости уже уходят, – распахивая настежь окна во всей квартире, повернулась я к Мите. – А мы с тобой, любовь моя, будем убираться. Не спать же нам в этом бардаке?
Выбравшись из диванных подушек, Влад опрометью бросился к двери и еще минут десять ковырялся с замками, чертыхаясь и призывая на мою голову все кары небесные. Справившись с запорами, Пещерский пулей вылетел из квартиры, надеясь вернуть траву, и только тут Митя осознал, что произошло. Выпятив нижнюю губу, он посмотрел на меня сквозь запотевшие очки глазами обиженного ребенка и тихо произнес:
– Как ты посмела выгнать моего друга? Тогда я тоже уйду!
И, поставив на пол мусорный мешок, в который до этого собирал разбросанные по дому пивные банки, с достоинством двинулся следом за Пещерским. Но не успел любимый закрыть за собой дверь, как случилось неожиданное – выгнанный Вадим привел его обратно. Одной рукой Пещерский прижимал к груди злополучный пакет, другой подталкивал в спину обмякшего Митю.
– Ребят, как-то нехорошо получилось! – бодро проговорил гость. – Я же на минутку забежал, посидеть, поболтать, а вы поссорились… Ладно, пойду, пока и правда кто-нибудь не приехал по вызову!
Митя привалился к стене и, дождавшись, когда приятель сядет в лифт, старательно, один за другим, запер входную дверь на все замки, после чего на негнущихся ногах отправился в спальню, упал на кровать и захрапел.
На следующее утро вставать было невыносимо трудно, точно это меня мучило тяжелое наркотическое похмелье. Однако звонок следователя Лисицына помог подняться с кровати и добраться до сумки, в которой надрывался смартфон.
– Мать, ты что, еще спишь? – услышав мое сонное «але», разозлился Лисицын. – Ни фига себе! Я, можно сказать, премией рискую, даю тебе время на расследование, а ты дрыхнешь, как будто дел у тебя нет! Мне проще закрыть твоего Муратова, нежели ждать, когда ты снимешь с него подозрения! Хотя бы знать буду, что раскрытие у меня в кармане. Давай-ка, Агата Львовна, дуй ко мне в кабинет вместе с клиентом!