Презумпция невиновности
Шрифт:
– Вы опоздали, Эжен Саввич уже беседует с гимнасткой, – отозвалась женщина, не скрывая пренебрежительной гримасы в мой адрес.
– Думаете, у меня нет шансов? – напирала я.
Секретарша окинула меня скептическим взглядом и категорично отрезала:
– Ни одного!
Я насупилась и заносчиво протянула:
– Не очень-то и хотелось! Работа у вас не сахар. Гимнастки вон на представлениях заживо горят.
– Это был форс-мажор, – вступилась женщина за честь родного заведения. – Несчастный случай. С каждым может случиться.
– С каждым – да не с каждым, – прищурилась
– Чушь, – отрезала моя собеседница. – Дина была добрейшей души человек!
– Неужели вы дружили с погибшей?
– Не то чтобы дружила, – смутилась секретарша. – Но за день до смерти Дина пришла ко мне в секретариат и предложила забыть раздоры, помириться и больше не ссориться. Мы попили с ней кофе, она попросила конверт и ушла.
– Какой конверт? – насторожилась я.
– Конверт для письма, – поведала секретарша. – Я говорю: у меня только мятые конверты остались, но Дина отмахнулась – все равно, говорит, давай. Мне матери письмо нужно отправить.
– Надо же, перед самой смертью собиралась отправить письмо матери! – сокрушенно покачала головой я. – Должно быть, что-то почувствовала…
– Я тоже об этом подумала, – оживилась секретарша. – Бывают же такие совпадения! У моей подруги есть брат, так его другу однажды приснился покойный дед…
Звонок смартфона не дал мне дослушать историю про друга брата подруги. Я извинилась и вышла из приемной, на ходу вытаскивая из сумки аппарат. Звонил Устинович-младший.
– Ты как, еще не освободилась? – поинтересовался приятель.
– Освободилась, – подтвердила я. – Устроиться в иллюзариум гимнасткой у меня нет шансов, так что рассказывай, что поделываешь.
– Сижу в кафе у иллюзариума, тебя дожидаюсь, – откликнулся Борька.
– Сейчас подойду, – пообещала я и дала отбой.
Я вышла на улицу и двинулась в сторону полосатых зонтиков. Брела я под аккомпанемент смартфона – в моей сумке он буквально разрывался от нетерпения, но у меня не было сил даже снять трубку. Я и так знала, что это Митя, который желает знать, где я и с кем.
– Может, все-таки ответишь? – ехидно осведомился кудрявый друг, поджидавший меня за столиком.
– Не сейчас, – отмахнулась я, протягивая руку к чашке с кофе, стоящей перед Джуниором. – Я глотну кофейку?
– Да хоть весь выпей. Что-то на тебе, Агатка, лица нет?!
– Устала до чертиков, – честно призналась я. – Но побегала, похоже, не зря. Борь, у тебя ведь были знакомые в приемном отделении Склифа?
– У каждого уважающего себя адвоката есть масса знакомых в самых разных местах, – самодовольно откликнулся Устинович-младший. – Что нужно выяснить?
– Узнай, числится ли двадцатого июля в списках обратившихся за экстренной помощью Александр Ткачик? Уборщик уверяет, что в этот день он упал и разбил себе голову, и Стамболиди лично повез его в больницу, и по этой самой причине Ткачик не имел возможности заменить воду в канистрах на растворитель «бензин-калоша».
– Сейчас мы отобьем эсэмэсочку и выясним все, что нам нужно, – напевал себе под нос кудрявый друг, ловко бегая указательным пальцем правой руки по сенсорному дисплею смартфона.
Отправив
– Я тоже не бездельничал. Ты ешь и слушай.
Пока я опрашивала сотрудников иллюзариума, Борис беседовал с матерью пострадавшего ребенка. Джуниора пригласили в чисто убранную гостиную малогабаритной хрущевки в спальном районе Москвы, где и проходила беседа. Борька старался не принимать на свой счет сарказм, который обрушивала на Устиновича-младшего разъяренная матушка Егора Королева, ибо Борис не придумал ничего лучшего, как представиться юристом иллюзариума. А заглянул он якобы поинтересоваться, не осталось ли у семьи Королевых претензий к этой уважаемой организации.
– Он еще имеет наглость об этом спрашивать! – уперев руки в боки, кричала несчастная женщина. – Мой сын не разговаривает по вашей вине, и врачи не дают гарантий, что когда-нибудь он снова заговорит! У мальчика на глазах хищники загрызли человека! Что это вообще за мода такая – тащить на сцену неподготовленных детей! А если бы тигры кинулись на моего сына?
– Но вы же сами выпустили Егора на сцену, – подал голос Борис, чем чуть не испортил все дело.
– Кто? Я? – растерялась женщина. – Да вы в своем уме? Я бы сроду Егорке не позволила никуда выходить, это ваша дрессировщица воспользовалась тем, что Егор был со старшей сестрой, а Марина сама еще ребенок! Дрессировщица буквально вцепилась в Егора и выволокла на сцену! Я ращу детей без отца, старшая дочь вынуждена сутками работать в «Макдоналдсе», а когда у нее выдается свободное время, Марина ведет Егорку в цирк или в кино. Я не жалею денег, чтобы мои дети выросли всесторонне развитыми людьми! И вот тебе, пожалуйста! Сходили в иллюзариум, ничего не скажешь!
– Ваша дочь и сейчас на работе? – оглядываясь по сторонам в поисках Марины, поинтересовался Борис.
– Нет, на Канарах загорает, – злобно ответила женщина. – Конечно, на работе! Мы с ней только успеваем поворачиваться, чтобы свести концы с концами!
– Подождите, а где же миллион, который вам выплатил иллюзариум? – напомнил кудрявый друг.
Женщина всхлипнула и желчно проговорила:
– Представьте себе, господин юрист, нас ограбили! Буквально в тот же день, когда мы с дочерью принесли деньги из банка домой. Говорили мне умные люди: клади деньги на счет, а я решила, что дома надежнее. И вот вам, пожалуйста! Как-то уж очень быстро все случилось, как будто вор знал, когда я получаю деньги. Вам это не кажется странным?
– Мне – нет, – отрезал Борис, понимая, куда клонит собеседница.
– А мне вот кажется, – гнула она свою линию. – Я ушла на дежурство, Марина – в «Макдоналдс», Егор был в больнице, и только ваши люди знали, что деньги я смогу получить исключительно в среду, потому что в другие дни мы с Мариной работаем, а одной мне в банк идти страшно. Я по-человечески попросила Стамболиди побыстрее перечислить сумму на мой счет, потому что Егорке нужно нанимать сиделку, а средств на это у нас нет, и не предвидится. И вот, представьте себе, в среду мы сняли со счета деньги, а в четверг нас ограбили!