Презумпция невиновности

Туроу Скотт

Этот факт не был известен публике. Нико приберегал его, чтобы не повредить его новому союзу с Реймондом. Но сейчас он не смог остановиться. Делая это сенсационное заявление, он смотрит в сторону журналистов. Зал словно всколыхнуло. При упоминании имени своего приятеля Ларрен окончательно теряет терпение.

– Мистер дель Ла-Гуарди! – зарокотал он. – Вас, кажется, предупреждали! Ваши замечания не должны носить характер заключительного слова. Потрудитесь придерживаться установленных правил, иначе я лишу вас слова. Я ясно выразился?

– Яснее некуда, – бормочет Нико, делая судорожное глотательное движение, отчего его кадык перекатывается.

«Ревность» – пишу я в блокноте и передаю

его Джейми. Нико оказался перед выбором: либо признаться, что обвинение не знает мотива преступления, либо предположить мотив недоказуемый. Он выбирает последнее. Но, может быть, он затеял какую-то хитрую игру? В любом случае ему придется попотеть.

Как только Нико заканчивает, к кафедре подходит Стерн.

Ларрен предлагает объявить перерыв, но Сэнди, вежливо улыбаясь, говорит, что с позволения суда готов выступить немедленно. Он не хочет, чтобы замечания Нико запали в сознание присяжных.

Сэнди облокачивается о судейский стол. На моем защитнике сшитый по заказу коричневый костюм, который определенно ему к лицу.

– Ну что нам, Расти и мне, ответить обвинению? – начинает он. – Что нам сказать, когда мистер дель Ла-Гуарди распространяется о двух отпечатках пальцев на стакане, но умалчивает, есть ли на нем отпечатки пальцев ответчика? Что возразить обвинению, если в системе его доказательств видишь не только предположения и домыслы, но и грязные намеки? Как выразить возмущение тем, что известный и уважаемый гражданин, целиком посвятивший себя служению обществу, привлекается к суду на основании косвенных улик, которые, как вы убедитесь, даже отдаленно не соответствуют главнейшему принципу разумной подозрительности. – Сэнди подходит поближе к присяжным. – Да, обвинение обязано выставить такие доказательства, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно вины ответчика.

Затем Сэнди переходит к темам, которые на протяжении двух дней затрагивал судья Литл. С самого начала он как бы заключил открытый союз с этим образованным и влиятельным юристом. После того как Ларрен всыпал Нико по первое число, это разумный ход.

В своем выступлении Сэнди неоднократно повторяет термин «косвенные улики», а также слова «слухи» и «сплетни». Разделавшись с обвинением, он принимается характеризовать меня.

– Кто же он такой, Расти Сабич? Нет, он не высокопоставленный служащий прокуратуры, как поведал нам мистер дель Ла-Гуарди. Он заместитель окружного прокурора. Один из немногих опытнейших юристов в нашем округе и нашем штате. Он с отличием окончил юридический факультет нашего университета. Затем служил помощником председателя Верховного суда штата. Является членом общественного совета журнала «Юридическое обозрение». Всю свою профессиональную жизнь Расти Сабич посвятил тому, чтобы выявлять и наказывать преступников, чтобы по мере сил предотвращать преступления, а не… – Сэнди кидает презрительный взгляд на обвинителей. – …совершать их. Леди и джентльмены, посмотрите на имена лиц, которых Расти Сабич привлек к суду. Повнимательнее, так как преступления, совершенные этими лицами, известны даже тем из вас, кто не следит за уголовной хроникой и редко присутствует на судебных заседаниях. Так будем же благодарны Расти Сабичу за его общественно полезный труд.

Еще целых шесть минут Сэнди рассказывает о «Деле девяти „Ангелов“» и других моих процессах. Это дольше, чем положено. Нико не осмеливается заявить протест, поскольку Сэнди безропотно выслушал его вступительное слово.

– Расти Сабич – сын югослава-иммигранта, который боролся за свободу своей страны и подвергался преследованиям со стороны нацистов. В 1946 году он приехал в Америку, оплот свободы, справедливости и порядка, где не издеваются над людьми. Что бы подумал

Иван Сабич, увидев сегодня своего сына на скамье подсудимых?

Я бы корчился от смеха, если бы Сэнди строжайшим образом приказал мне не проявлять никаких эмоций, что бы он ни говорил. Поэтому я сижу неподвижно, со сложенными на коленях руками и тупо смотрю прямо перед собой.

При любых обстоятельствах я должен сохранять присутствие духа. Сэнди не предупреждал, что собирается потревожить тень моего отца. Даже если мне придется давать показания, упоминать об отце я не буду, и вовсе не потому, что обвинители могут доказать, что Иван Сабич не был борцом за свободу и нацисты его не преследовали.

Сэнди держится весьма достойно. Легкий акцент придает его речи изюминку, а изысканные манеры и педантизм сообщают всем его словам весомость. Он ни полслова не обронил о том, как будет строиться защита и буду ли я давать показания. Все его выступление посвящено изъянам обвинения.

– Ни одной прямой улики, указывающей на какие-либо насильственные действия моего подзащитного, – говорит он, – ни одного доказательства, что Расти Сабич держал в руках орудие убийства. Что же является краеугольным камнем, на котором воздвигнуто шаткое обвинение, выдвинутое против Сабича? Чего только не наговорил мистер дель Ла-Гуарди об отношениях мистера Сабича и мисс Полимус. Но он почему-то обошел тот факт, что они общались как сотрудники, а отнюдь не как любовники – в ходе одного чрезвычайно важного процесса. Мне приходится напомнить ему об этом факте… Леди и джентльмены, взвесьте доказательства истинных отношений мистера Сабича и мисс Полимус. Взвесьте как следует, так как мистер дель Ла-Гуарди пытается доказать то, чего не было. Я буду повторять снова и снова, что все сказанное им ничем не подтверждено. В обвинении одни предположения громоздятся на другие. Я буду повторять снова и снова, что мой подзащитный преступления не совершал…

– Мистер Стерн, по-моему, вы следуете примеру дель Ла-Гуарди, – вежливо прерывает его Ларрен.

Сэнди поворачивается к судье, делает полупоклон.

– Прошу прощения, ваша честь. Да, меня, видимо, вдохновил его пример.

Смешки в публике, смешки среди присяжных, улыбка на лице судьи.

– Нет, я положительно не должен увлекаться, – словно самому себе говорит Сэнди и заключает: – Трудно отделаться от вопроса – почему? Почему убита мисс Полимус – об этом мы, к сожалению, ничего не знаем. Почему против Расти Сабича выдвинуто ложное обвинение? Почему на основании косвенных улик пытаются доказать, что он совершил тяжкое преступление?

Сэнди умолкает. Может быть, он знает ответ. Может быть, нет.

– Почему? – тихо говорит он напоследок.

Глава 27

Куда-то запропастился злополучный стакан. Никак не могут найти его.

Это сообщает нам Нико, как только Стерн, Кемп и я приезжаем в суд. Начинается третий день процесса. Сегодня должны быть вызваны первые свидетели.

– Ну и что же мы будем делать? – спрашивает Сэнди.

– Все перерыли, пока без результата. Он, конечно, найдется, но все равно задержка неприятная.

Дель Ла-Гуарди и Стерн отходят обменяться мнениями. Томми съежился, как побитая собака, и вообще выглядит неважно. Лицо у него пожелтело, и костюм тот же, что и вчера, помятый. Не удивлюсь, если скажут, что он ночевал не дома.

– Как они могли потерять такой важный вещдок? – удивляется Джейми.

– Всякое бывает, – говорю я. – В хранилище вещественных доказательств предметов побольше, чем в ломбарде. На многих нет этикеток, перепутаны номера. Мне самому приходилось разыскивать там ту или иную вещь. К сожалению, Нико прав: стакан найдется.