При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
Алексей осторожно положил «кейс» на колени. Помедлив, открыл. В углу — две бутылки коньяка. Рядом небольшой газетный сверток. Отогнул угол газеты — брусочек. Бруски эти он знал, сам отливал их для Шефа. На всякий случай прикинул на руке. Все точно, золото. Килограмм, не меньше. Посмотрел на Шефа:
— Мне?
— Тебе.
— Кило?
— Кило. Хочешь взвесить?
— Зачем? Вижу и так. Спасибо, Шеф.
— Пока не на чем. Это кило ты у меня отработаешь. И давай пока о деле не будем. Стаканы у тебя есть?
— Есть. Не
Шеф молча болтанул в руке бутылку. Алексей увидел марку: «Енисели». Шеф пьет только «Енисели», других сортов не признает. Достал из-под койки две кружки. Шеф протянул бутылку, Алексей быстро открыл ее, отвинтив тусклую латунную пробку. Налив в кружку, протянул Шефу. Тот посмотрел с усмешкой:
— Дурак ты, Леха. Что ж ты думаешь, я травить тебя сюда приду?
Шеф взял кружку, выпил одним махом. Крякнул:
— Хорошо. И на душе легче.
Алексей недоверчиво потер щеку.
— Ладно, Шеф. Извините. — Осушил свою кружку одним махом. Обожгло горло… по вкусу коньяк без примесей. Откинулся на койке. Да, Шеф его не отравил, но в нем, Алексее, доверия к Шефу пока нет. Надо проверить Шефа… Проверить… Проверить… Но как? Мелькнуло: а ведь есть простой способ. Очень простой. Надо задать вопрос. Всего один вопрос. Если Шеф действительно решил играть в открытую — он ответит правду. Если же нет — начнет юлить. Повернулся:
— Шеф, скажите по совести — вы ведь лапшу мне на уши повесили? Насчет Веры?
Шеф прищурился:
— Лапшу? А какую лапшу я мог тебе повесить насчет Веры?
— Ну вы ведь ее замочили? Сразу?
— Шустрый ты парень. Значит, говоришь, я ее замочил?
— Ну да. А от меня скрыли. Так ведь?
Шеф отвернулся. Медленно поставил кружку на откидной столик. Мотнул головой:
— Ладно, Леха. Ты прав, между нами все должно быть чисто. Как на духу. Сучки этой нет в живых.
— То есть вы ее все же замочили?
— Замочил. А почему тебе не сказал — знаешь.
— Знаю. Не верили. Козырь не хотели давать.
Шеф усмехнулся:
— Правильно. Не хотел.
— Ну а теперь? Теперь, Шеф? — Алексей попытался найти глаза Шефа, но тот отвернулся.
— Теперь… Леха, если честно — пока не знаю. Хотя… — повертел пустую кружку. — Чудик ты, Леха… С другой стороны — куда же я без тебя денусь?
Мелькнуло: а ведь Шеф не хитрит. По крайней мере сейчас, сегодня. Шеф вздохнул:
— Ну вот сам скажи, куда? Мы же сработались. Ты меня с полуслова понимаешь. Я — тебя.
Алексей молча плеснул коньяк в пустую кружку. Выпил. Стало тепло и легко. А ведь он дурак, что заподозрил Шефа. Никогда ему не было так хорошо. Никогда. Налил еще и начал смаковать маленькими глоточками. Потом что-то ударило в голову — и лампочка в каюте погасла. Навсегда.
Похоже, самоубийство
О том, что в рыбном порту на лихтере «Сургут» обнаружен труп «блондина», Таурову сообщили в половине двенадцатою дня. В
— Похоже, самоубийство. Выстрелил себе в висок. Из «вальтера».
— Кто его нашел? — спросил его Тауров.
— Шкипер. Около десяти утра. Сразу позвонил по 02. Следственно-оперативная группа была здесь через двадцать минут.
Они прошли на лихтер, к кормовой надстройке. В маленьком коридорчике было тесно; у раскрытой двери одной из кают стояли проводник с овчаркой, женщина-судмедэксперт в белом халате, дежурный следователь прокуратуры. Тауров его знал, фамилия следователя была Шкалтин. Заглянул в каюту: там, сидя на подвесной койке и уровпив голову на стол, полулежал «Паша-Алексей». Тауров вгляделся: на виске рана, одна рука подогнута, другая свисает, почти касаясь палубы. На грязном линолеуме — засохшая лужица крови. У конца руки, у самых пальцев, — пистолет «вальтер». Некоторое время Тауров наблюдал, как работают криминалисты. Обернулся — рядом в коридорчике невысокий пожилой человек в потертом рабочем кителе. Шабенко кивнул:
— Это шкипер. Александр Георгиевич, если не трудно еще раз? Как и что? Эго мой коллега.
— Пожалуйста, раз надо. — Шкипер потрогал мятую мичманку, сдвинул на затылок. — Значит, так. Я-то Лешку Пономарева знаю давно. Когда-то вместе в резерве сидели. Лихтер наш на зимовке, команда три человека, я и два матроса. Живем на берегу, каюты все равно пустые. Холодно, куда в них? Лешу-то я знаю, ну и… Позавчера приходит: так и так, Георгиевич, с бабой поругался, переночевать пустишь? На пару суток? Я — почему не пустить. Добро, говорю. Дал ему ключ от каюты, такие дела. А сегодня с утра ткнулся в каюту-^смотрю, лежит. Аж пробрало всего. Никогда такого не видел.
На лихтере никого больше не было?
— Вы что… Никого. Тихо так все. Я тронул его, смотрю — вроде давно уже мертв. Закоченел.
— Карманы не обыскивали?
— Какие карманы… У меня мороз по коже, я скорей к проходной. Позвонил в милицию, они говорят — ждите, сейчас приедем. Я уж в каюту к нему не заходил, так у трапа и простоял, пока милиция не приехала. — Вздохнув, шкипер отошел. В коридор вышел следователь. Достал сигареты, Тауров дал ему прикурить.
— Геннадий Юрьевич, поздравляю. Мой подопечный.
— Я уже понял. Личное напутствие Бабурина.
— Что при нем нашли?
— Ничего особенного, если не считать финки и двух паспортов — на имя Севрюкина и Пономарева.
— А остальное?
— Остальное мелочи. Связка ключей, платок, зажигалка. Денег около двухсот пятидесяти рублей.
— Золота не было?
— Нет. Но на левом безымянном пальце остался след от кольца, совсем свежий. Подозреваю — сняли уже после смерти.