При опознании - задержать
Шрифт:
"Ну, чего я расстраиваюсь, чего волнуюсь?
– начал он себя успокаивать.
– Я ж от Гапочки не отрекался, буду по-прежнему держать себя кавалером".
Настроение его сразу изменилось, он шел теперь бодрой походкой, энергично размахивая тростью, украшенной резьбой по кости и медными бляшками, одаривал всех знакомых, особенно тех, кто был ему по душе, широкой улыбкой, кланялся, приподнимал шляпу. И чем ближе Потапенко подходил к дому купца, тем больше ему хотелось повидаться с Гапочкой. Из четырех дочек на выданье она следующая по годам за Оксаной, к которой сватается сын Кабанова, землемер,
– Тю, - удивленно воскликнул Потапенко, вспомнив об этом, - значит, если бы у меня сладилось с Гапочкой, то я породнился бы с Кабановым? Вот это родство!
– развеселился он.
Дом Иваненко был уже недалеко: вон он, красный, двухэтажный, с зеленой жестяной крышей. Потапенко явится туда, как и всегда, женихом, и его примут, как жениха, и Гапочка будет рада - она так хочет стать дворянкой. А он, Глинский-Потапенко - дворянин, да еще с хорошей родословной. Будет угощение, дочки станут из кожи лезть, чтобы показать свою образованность и воспитание, начнут музицировать, петь по нотам, читать стихи. И сам купец постарается получше принять гостя - не чужой пришел в дом, а дворянин, жених...
Как мало надо иногда человеку, чтобы у него исправилось состояние духа. Потапенко пришел в прекрасное настроение. Улыбка уже не покидала его лица, шаг ускорился, трость взлетала вперед-назад еще энергичней. Вот и дом, совсем рядом. На балконе, на виду у всей улицы, под зонтиком сидела вся в белом одна из дочерей купца и читала книгу. Потапенко поднял трость, сдернул с головы шляпу, чтобы поздороваться с ней - ему показалось, что это Га-почка, и тут его кто-то окликнул. Повернулся и помрачнел: возле калитки соседнего двора стояли Нонна и Лека.
– Алексей Сидорович, добрый день.
– Добрый день, - машинально ответил он и остановился, будто наткнулся на что-то.
Лека в черной юбке, белой блузке и белой шляпке, грудь, тугая, тяжелая, так и выпирает (вот уж действительно - полная пазуха...), на нее перекинута темно-русая коса. И Потапенко свой приветственный жест, предназначенный Гапочке - это она и сидела на балконе, - тут же переадресовал Леокадии: два раза помахал поднятой вверх тростью и поклонился. Лека шагнула к нему, протянула в ответ пухлую руку, и он поцеловал ее, удивляясь, как это Лека очутилась здесь, да еще с Нонной.
– Расстроилось фортепиано, - сказала Лека, беря Потапенко под руку - а что, она в своем праве!
– струна лопнула. Ходили к мастеру, - показала она на невысокий деревянный домик.
– Струна лопнула?
– растерянно повторил Потапенко, не зная, о чем с ней говорить.
– С чего бы это ей было лопнуть?
Лека задумчиво закатила глаза.
– Может, горничная Дуняша лазила в середку да и порвала, - сказала она, - а может, мыши перегрызли.
– Мыши?
Нонна хмыкнула, хмыкнул и Потапенко, но оба сдержали смех, глянули друг другу в глаза. Глаза у Нонны синие, глубокие, не оторвешься от таких глаз. Нонна в красном сарафане и такой же красной кофточке с короткими, а может, закатанными рукавами. "И почему она не хочет жить в Корольцах?" уже который раз подумал
– Меня сюда Нонна Николаевна привела, - объяснила Лека.
– А мастера дома не застали. Алексей Сидорович, пошли с нами ко мне.
– Куда? Я же на службе. У меня дело, уголовное, надо следствие провести. Иду вот допрашивать Иваненко.
– Иваненко?
– надула губы Лека.
– К Гапочке небось шли.
Лоб у Потапенко наморщился, щеки стянуло, губы скривились - так ему стало неприятно.
– Вечером приду, ладно, - попробовал он отговориться.
– И Нонна Николаевна с нами пойдет.
– Нет, я не могу, - Нонна остановила на Леокадии веселый, насмешливый взгляд, - муж приехал, - сказала она Потапенко.
– Соколовский? Где ж он?
– У купца, по какому-то делу. Сейчас выйдет.
И правда, Соколовский, управляющий имением Потапенко, вскоре вышел. Бородатый, в полотняном пиджаке, сапогах, белой парусиновой фуражке и вышитой украинской сорочке. Потапенко и Соколовский поздоровались, энергично пожали друг другу руки.
– Вам, Алексей Сидорович, мать кланяется, соседи передают привет. И ее отец, - кивнул он на Леку, - тоже кланяется и зовет в гости. Они там собираются вас благословить...
– Спасибо, спасибо, - перебил его Потапенко, - не могу я в гости ехать, служба не пускает.
Расспросил про мать, хозяйство, про пожар. Сказал, что в Корольцы едет Богушевич расследовать причины пожара.
– Богушевич?
– словно удивившись, переспросил Соколовский.
– Что он там найдет? Никаких следов не осталось. Был становой, проводил дознание.
Соколовский и Нонна попрощались и пошли, взявшись за руки, как маленькие. Хотел пойти и Потапенко, да Лека не отпускала. Отвела от дома купца подальше, чтобы не видно было балкона, где сидела Гапочка, стала близко, лицо к лицу, дышала часто и глубоко, и золотой крестик на груди у нее качался, как челн на волнах.
– Алексей Сидорович, - сказала она с придыханием, - очень вы ко мне невнимательные, письма писали мне редко. А я так люблю читать ваши письма, когда вы складно и с чувством пишете: "Милостивая государыня Лека..." - Она зажмурила глаза и прижалась к нему плечом.
– А правда, я симпатичная?
– Ага.
– Ой, Алексей Сидорович, ну кто ж так говорит: "ага"? Как парубок с хутора. Наша горничная и то уже от "ага" отвыкла.
– Симпатичная, - поправился Потапенко.
– Симпатичнейшая Леокадия Карповна Гарбузенко, чудо природы.
– Ой, как хорошо. Скажите еще.
– Взяв его под руку, она вела его, вела и привела на улицу, где был ее домик, и стала зазывать в гости.
– Алексей Сидорович, я такую наволочку красивую вышиваю для вас. Придете домой, а я вам подушечку под головку.
"Фу-ты, ну-ты, началось", - разозлился он на себя за свое безволие и сморщился. Ждал, что сейчас начнет, как вчера: - "Алексей Федорович, а правда, у меня глаза синие, как небо?" - "Правда", - вынужден был он сказать. "А губы, как вишни спелые".
– "Как вишни спелые", - повторил он за ней. "А коса, как Млечный Путь на небе?" - "Ага".
– "Ой, - всплеснула она руками, - до чего ж люблю, когда вы мне все так поэтично говорите..." Вот и попробуй, выдержи такую болтовню.