Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
Шрифт:
Немецкие либералы сочувствовали польскому движению, как и вообще всем «угнетённым народам» Российской империи, поскольку видели в России главное препятствие для объединения Германии. В то же самое время они не желали ради Польши жертвовать немецкими национальными интересами, в частности территориальными приращениями, полученными в результате участия в разделах этого государства.
Поскольку Россия выступала за сохранение сложившихся в Европе политических режимов, государственных образований и границ, то краха «русской гегемонии» в Европе желали представители широкого спектра как умеренных, так и революционных политических сил. Все они говорили о необходимости войны с Россией. Одни преследовали цель объединения Германии, другие (например, К. Маркс и Ф. Энгельс) в поражении России в общеевропейской войне видели условие возрождения революционного процесса, временно приостановленного после революции 1848 г.{318}
Как и консерваторы, немецкие либерал-демократы и социалисты не отделяли царя от русского народа, но смотрели на это единство с позиций политических и националистических предубеждений, называя русских контрреволюционной нацией, обладающей к
В период между Венским конгрессом и Крымской войной отношение Европы к России приняло опасные формы. Европейская и немецкая общественность призывали к крестовому походу против России, называя её «деспотическим гигантом», «восточным тираном», «угрозой европейской цивилизации», «самым мощным оплотом контрреволюции». Материал для таких оценок давала прежде всего русофобская французская и немецкая публицистика, развернувшая против России информационно-психологическую войну. Благодаря усилиям российской дипломатии до глобальной военной конфронтации Европы и России дело не дошло. Конфликт вылился в локальную Крымскую войну, в которой германские государства участия не приняли, хотя представители либерального и демократического движения выступали с требованиями поддержать войну против русского самодержавия.
Потребовались почти 20 лет после Крымской войны, чтобы российская дипломатия, возглавлявшаяся A.M. Горчаковым, добилась упразднения значительной части унизительных для России условий Парижского мира 1856 г., прежде всего отмены нейтрального статуса Чёрного моря.
Нужно сказать, что предубеждения представителей немецкой либерально-демократической и националистической среды в отношении России как помехи свободы и единства нации, а также создания единого германского государства были далеко не всегда обоснованными. По мнению русского философа И.А. Ильина, Россия, выступая в течение века (с 1815 до 1914 г.) «великой силой равновесия в Европе», прямо и косвенно помогала усилению влияния германских государств, и в первую очередь Пруссии. Бисмарк смог объединить Германию и создать империю потому, что российское правительство давало ему свободу, если не прямо поощряло его, видя в объединяющейся Германии противовес Англии и Франции, врагам России по Крымской войне{319}. В то же время А.М. Горчаков, стремившийся уберечь империю от новых внешних потрясений, считал объединение Германии невыгодным для России и исходил из того, что решительное противодействие русской дипломатии объединительным поползновениям немцев могло бы сыграть огромную роль{320}. Однако Александр II, руководствуясь также и династическими пристрастиями, поддержал курс Бисмарка на объединение Германии вокруг Пруссии. Он обеспечил также нейтралитет России во время франко-прусской войны 1870 г., за что Вильгельм I благодарил русского императора.
18 января 1871 г. в Версальском дворце, богато украшенном картинами былых побед французов над немцами, Вильгельм I был провозглашён императором единой Германии, или Второго рейха. Бисмарк был пожалован титулом князя. Россия же получила на своей западной границе в лице единой Германии в несколько раз увеличенную Пруссию, которая по мере превращения в могущественную военную державу будет привлекать три четверти российского внимания и сил.
В 1875 г. Россия помешала Германии напасть на Францию. В 1878 г. политика Германии, проявившаяся в неблагоприятной для России позиции Бисмарка на Берлинском конгрессе, вызвала взрыв антигерманских настроений в российском обществе. Отношения с Германией начинают давать трещину, и Россия постепенно переходит в лагерь своих бывших противников — Англии и Франции. Они образуют коалицию, получившую название «Тройственное согласие», или Антанта. Этот союз был скреплён, конечно, не проснувшейся любовью друг к другу, а осознанием потенциальной опасности, исходившей от Германии и возглавлявшегося ею Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия, Италия).
Между тем Германия, зажатая со всех сторон такими же, как она сама, многонаселёнными государствами, быстро растущая численно (с 40 до 65 млн. человек), сотрясаемая забастовками рабочих, требовавших улучшения своего быта при убывающей, как тогда считалось, возможности прокормиться за счёт хлебопашества на собственной территории, искала выход из создавшегося положения. «Будущее Германии лежит на морях», — объявил в 1991 г. император Вильгельм II. И это явилось вызовом не России, а владычице морей Великобритании, окружившей европейский материк своим могущественным флотом, «точно насыщенной электричеством изгородью». В короткий срок немцы, воодушевлённые звучным кличем императора, достигли удивительных результатов. Создав превосходный коммерческий флот, оборудовав морские побережья, они с «безудержной дерзостью» устремились за море для добывания дополнительных средств к жизни. Превращение, хоть и запоздалое, Германии в морскую державу было воспринято Великобританией как посягательство на свои жизненные интересы как океанской империи, покрывшей водную поверхность земного шара британскими судоходными линиями, занявшей все морские проходы и захватившей лучшие земли всех частей света [91] .
91
Территория Британской империи достигла 25,4 млн. кв. вёрст. Для сравнения: территория Российской империи составляла 19,2 млн. кв. вёрст.
Решение «германского вопроса», остро вставшего перед Великобританией, была найдено с обращением к давно опробованной и доказавшей свою
92
«До тех пор, — пишет один из известных британских публицистов полковник Полок, — пока европейские державы разделены на группы и мы в состоянии будем противопоставлять их одну другой, Британская империя может не опасаться никаких врагов, кроме палаты общин. Совсем не из любви к прекрасным глазам Франции решаемся мы поддерживать её против Германии, как не из рыцарских побуждений становились мы на защиту угнетённых наций сто лет назад….В международной политике нет места чувствам …Наша внешняя политика в высокой степени эгоистична — и не потому, чтобы мы желали этого, а потому, что у нас нет выбора. Если бы не защищали Лондона на полях континента, мы напрасно старались бы сделать это на Сорейских холмах, венчающих собой равнины Восточной Англии. Наше назначение и состоит в том, чтобы быть или вершителем европейских дел, или ничем». Цит. по: Стратегия восточных территорий в XIX — нач. XX в. в трудах выдающегося русского геополитика, генерал-майора А Е Вандама // И. Романов, И. Забаев, В. Чернов. Геополитика России. Стратегия восточных территорий. М., 2008 С 237–238.
Сам факт раскола Европы на коалиции ещё не означал неминуемого скатывания к мировой войне. Но этой войны хотела Англия, главная цель которой состояла в том, чтобы отбить наступление Германии на Атлантическом океане, как было отбито наступление России на Тихом{321}. Что касается Франции, вынужденной вращаться в орбите британского деспотического честолюбия, то и у неё, помимо необходимости защиты своих колоний, было достаточно мотивов, чтобы стремиться к реваншу на путях победоносной войны. Не забыты были унижения на международном суде в Вене, к которому она после поражений Наполеона была привлечена в качестве виновницы всех беспорядков в Европе. Не забыто торжество Вильгельма I в Версальском дворце после победы немцев в франко-прусской войне 1870 г., по результатам которой Франция была не только отодвинута к границам 1552 г., но и должна была выплатить своему «заклятому врагу» огромную по тем временам контрибуцию (в рублях — два миллиарда).
Следует сказать и о том, что в течение нескольких лет, предшествовавших схватке «империалистических хищников», в английской печати открыто обсуждалась расстановка сил на театрах военных действий с участием Франции и России. Чтобы эти силы действительно пришли в военное столкновение, для англосаксов было лишь делом времени и техники.
Англии с помощью газетных статей удалось перевести стрелку от «жёлтой опасности» (после того как русский флот был потоплен в Жёлтом море) к германской и внушить России такое безотчётное недоверие к Германии, что в русской прессе широко распространилось мнение, будто именно Берлин подтолкнул Россию к дальневосточной авантюре и тем самым к войне с Японией, чтобы, воспользовавшись тяжёлым положением России, навязать ей «разорительный» торговый договор 1904 г. При этом в немецком содействии нашему транссибирскому товарному «отводу» на Дальний Восток начали усматривать геостратегический подвох. В результате, как заключил в своих «Итогах войны» генерал-адъютант А.Н. Куропаткин, мы не решились тронуть сосредоточенные на западной границе российские сухопутные и морские силы и оставили почти без защиты грандиозное государственное сооружение, все вновь приобретённые, и со страшными затратами, благоустроенные земли и всю с изумительной быстротой развивающуюся предприимчивость нашу{322}.
С точки зрения русского геополитика генерал-майора А.Е. Ван-дама, Германия, поддерживая Россию в обеспечении наилучшего выхода дорогостоящей Сибирской железной дороги к Тихому океану, хотела ослабить давление России на свой правый фланг, чтобы она не тормозила её марш на запад (Drang nach Westen), к Атлантическому океану, который был выгоден и России, ведь она не хотела и боялась войны с Германией. Вышло же всё наоборот. Как только закончилась тихоокеанская трагедия России, организованная англосаксами, «Англия, надев на себя маску приветливости и дружелюбия, сейчас же подхватила нас под руку и повлекла из Портсмута в Алхезирас [93] , чтобы, начав с этого пункта, общими усилиями теснить Германию из Атлантического океана и постепенно отбрасывать её к востоку, в сферу интересов России» {323} , готовя марш на восток (Drang nach Osten).
93
На Альхесирасской конференции (апрель 1906 г.) Россия, заинтересованная в получении займа от Франции, помогла разрешить франко-германский спор из-за Марокко в пользу Франции и отстоять французские «особые права» в отношении Марокко в ущерб интересам Германии. По итогам конференции министр иностранных дел Великобритании виконт Эдвард Грей заявил: «Если необходимо держать Германию в узде, то это можно сделать только тогда, когда будет обеспечено соглашение между Россией, Францией и нами». С точки зрения С.Ю. Витте, сближение России с этой политической группировкой не отвечало ни интересам России, ни Германии и удаляло ещё более Россию и Германию от осуществления мудрых принципов Бьеркского договора, заключённого между Россией и Германией после окончания русско-японской войны. См.: Муьтатули П.В. Внешняя политика императора Николая II. С 356–372