Причастие мёртвых
Шрифт:
— Мартин сказал, у тебя в Алаатире остался парень, — сказала сеньора Лэа. — Какой-то турок. Хасан. Ты про него говорил в первую ночь, когда мы познакомились.
— Хасан… — Заноза прикусил губу. Сморщил нос. Очень старался не засмеяться, но все равно не смог. — Хасан?! О, господи… Лэа, нет! Да ты б его видела! Он же… блин… Он — мой Турок. Он мне и папа, и мама, и ментор с розгами. И он меня спасал тысячу раз или две тысячи… Мы друзья! Мартин, ты-то с чего взял, что… Нет, я с вас фигею. С обоих, — требовательный взгляд вперился
Вино вынуждало быть честной, и Берана промямлила, прячась за бутылкой:
— Ну… ты красишься.
— Пойду топиться, — сказал Заноза угрожающе.
— Ты же не дышишь, — напомнил Мартин. — Значит, не утонешь. Я не понял, просто. Ну а что? Ты же сам говорил! Если ты без него жить не можешь, что прикажешь думать?
— Что я мертвый? — предположил Заноза. — Что я его люблю? Что у меня никого ближе нет? Что мы с тобой под словом «дружба» понимаем разные вещи, и что я знаю больше значений слова «любовь»?
Беране тоже захотелось оказаться где-нибудь не тут. Где-нибудь далеко. Лучше всего — в городе, в пустой таверне, в своей мансарде, где, расставленные в банки и стаканы, стояли подаренные Занозой цветы. Там было так хорошо! И там не было так… стыдно. Хотя чего ей-то стыдиться? Того, что она услышала разговор, который ее не касался? Никого не касался.
— Эшива и Мисато не замужем, — Заноза поставил фляжку на бревно рядом с Мартином, сунул окурок в карманную пепельницу. — В этом разница. Извини, — он поклонился сеньоре Лэа. — Мои правила, это мои проблемы.
— Вот именно, — сказала та. — Вот и не делай их проблемами Мартина. Занозер, без обид?
— Я же извинился, — Заноза улыбнулся, и сразу стало как-то легче. Веселее. — Берана, пойдем, купим тебе что-нибудь. Или выиграем. Но нечестно.
— Почему нечестно? — Берана сунула сеньору Мартину бутылку, схватила Занозу за руку, — обязательно нечестно?
— Конечно! Я же лучше всех. Значит, проиграть не смогу. А с заранее известным результатом честно играть не получится.
Далеко они не ушли. Луну и звезды заволокли черные тучи. Стало темным-темно. И на этом черном, будто бархатом затянутом небе распустились цветы фейерверков. Берана ахнула, выругалась, захлопала в ладоши. Она обожала фейерверки! Да кто же их не любит?!
Заноза не любит. Он тут же надел свои черные очки, а под очками, наверное, еще и глаза закрыл. Вампиром быть плохо. Вкусное есть нельзя, на фейерверки смотреть нельзя, гулять днем нельзя, вообще ничего нельзя. Берана бы Занозу пожалела, но сейчас ей было не до того. Потому что фейерверк же! Ну, посмотрите, посмотрите все, до чего это красиво!
Первый весенний праздник всегда такой. Самый лучший! Потом, до осени, фейерверков уже не будет. Зато сейчас…
Берана не одна хлопала, прыгала и орала, когда на небе сменяли одна другую огненные картины. Все вокруг, вообще все, смотрели в небо, кричали, радовались, славили леди Калимму, богов, духов и магов, и плескали вокруг вином, чтоб на будущий год веселье было еще веселее, а черешня — еще слаще. По черному небу неслись сверкающие хаосшипы, летели драконы, мчались всадники, прекрасные сеньориты танцевали с прекрасными
Это сеньор Мартин и сеньора Лэа, это их волшебство.
Берана знала. Да все на Тарвуде знали. На острове были маги сильнее, чем семья Халькон, но не было других чародеев.
От неба глаз было отвести невозможно, от музыки хотелось немедленно пуститься в пляс. Многие и плясали, глядя вверх, улыбаясь, радостно вопя. Дух захватывало, до того было весело, до того здорово, до того красиво!
Заноза завертел головой, сказал что-то, отступил на несколько шагов. Берана неохотно обернулась: куда там собрался ее вампир? И увидела, как без портала, без ничего, перед ним возникли какие-то люди. Четверо мужчин в пятнистых костюмах, похожих на форму Гарнизона, и одна женщина, очень красивая и одетая так… так… сдуреть как! Берана тут же пожелала себе обзавестись такой же одежкой.
Она еще только осознавала, что на Тарвуде чужие, не из портала, неведомо кто, да еще и с оружием, а Заноза уже подхватил женщину на руки, закружил, так что у нее рассыпалась коса, волосы взлетели черным, блестящим облаком. Может, он прав? Заноза. Может, локоны лучше дредов?
Нет! Нет-нет-нет! Дреды в сто раз удобнее, и вот так — никогда не рассыплются.
Никогда…
Берана вздохнула. Но женщина ей все равно нравилась. Хоть Заноза и поцеловал ее. И хоть она поцеловала Занозу.
А Заноза уже подошел к одному из мужчин. И вот тот Беране совсем не понравился. Он был очень злой, очень мрачный, очень страшный. Красивый, но страшный до того, что даже смотреть на него не хотелось. Казалось, встреться с ним взглядом, и застынешь, как камень, превратишься в соляной столп, как жена Лота. Заноза в черные, злобные глаза взглянул бестрепетно, да еще с такой улыбкой, будто сейчас, вот сию секунду, случилось Рождество и явился Санта-Клаус. Постоял мгновение и ткнулся лбом страшному дядьке в плечо. А тот положил руку ему на затылок. Ненадолго прижал. И поверх его головы посмотрел на Берану.
Спросил что-то. Не разобрать что за музыкой и криками. Ну, так, и спрашивал он у Занозы, а тот-то, конечно, все услышал.
Обернулся, улыбаясь. Позвал ее. Он как будто не хотел отходить далеко от этого, злого, и Берана решила, что ладно уж, подойдет. Не боялась же она, на самом деле. С ней был нож, а вокруг — куча людей, чуть не весь остров. Правда, она уже знала, что от вампиров люди не защита. И она не сомневалась, что страшный дядька — вампир.
— Это Берана, — сказал Заноза. — Берана, это... мистер Намик-Карасар. И магистр Мадхав. А это Эшива.
Берана взглянула на красавицу с новым интересом. Значит, она и есть — та самая. Которая ничего не боится. Двести лет? Хм… А ей, Беране, восемнадцать. Так-то вот!
Мистер Намик-Карасар дернул носом, ну, в точности, как Заноза, когда принюхивался. Неодобрительно осмотрел ее дреды.
— Интернационал, — сказал он, — Индия, Япония, Африка. Мальчик мой, ты их коллекционируешь, что ли?
— Я с Гибралтара! — Берана обиделась.
Мистер Намик-Карасар ее как будто и не заметил.