Прием Чаплина
Шрифт:
С минуту он просидел в нерешительности, после чего отложил перо и открыл шкатулку, сразу же наткнулся на старую карточку.
На карточке, уже хорошо подвыцвевшей, был изображен отец с матерью.
Тогда у отца еще не впали щеки, он не осунулся и был широк в плечах. Одет он был в черный костюм, на голове, слегка накось, была одета шляпа «котелок». Рядом с ним со счастливой улыбкой стояла женщина. Молодая, с рыжими волосами и веснушками по скулам и носу. На лице ее была счастливая улыбка.
Федор
Это были змеи, что своим телом составляли круг, а замыкали ее, поедая собственный хвост. Разница у колец была только в размере. Одно чуть меньше с небольшим изумрудами в глазах змеи, а второе побольше и в глазах у змеи были мелкие рубины.
Рассмотрев кольца, Федор отложил их в сторону и достал брошь из золота.
Прямая золотая пластина была покрыта мелким узором, который почему-то Федору всегда казался какими-то письменами. В центре вертикально располагались три прозрачных камня.
— Большее кольцо старшему брату, малое кольцо среднему, а брошь — младшему, — едва слышно, шепотом произнес Федор, прочитав записку, что лежала в шкатулке.
Он рассматривал брошку минут пять, крутя в голове одну единственную мысль. В итоге, он сжал ее в кулак и быстро собрал в шкатулку остальное.
Убрав шкатулку на то же место, он собрался уже уходить, но замер. Постояв секунд пять, он обернулся и сглотнул, так как шкатулки он так и не увидел. После этого он так же тихо пошел по коридору, снова остановившись у двери в комнату отца.
Секунд двадцать, он стоял в нерешительности, после чего вернулся в кровать, укрылся одеялом и повернулся на бок, к окну.
Из-под одеяла Федор высунул руку с брошкой.
Секунд десять он рассматривал ее в лунном свете. Казалось, что узор начинает поблескивать, но стоило Василию в очередной раз причмокнуть губами, как младший брат тут же спрятал ее под матрац и прикрыл глаза.
Федор умыл лицо в тазу, взял полотенце и принялся вытираться.
При этом он поглядывал на кухню, где сейчас суетились братья, собирая обед. Семья собиралась провести день в работе на поле.
Вот уже привычно спустился отец. Он поставил корзину на стол, а сам подошел к шкафу, взял трубку с табаком и направился на улицу.
Федор же спокойно вышел на кухню и взглянул на братьев. Те сидели за столом, перед тарелками с яичницей и небольшими ломтиками копченой свинины.
Федор, стараясь делать вид, что ничего не произошло, подошел к плите и, взяв миску, принялся накладывать себе остатки яичницы, не забыв и поджаренный кусок копченой свинины.
Миска отца стояла тут же, на плите.
Взяв свой завтрак, парень уселся за стол и принялся молча
Завтра должен был приехать сапожник, поэтому больше тянуть он не мог. Федя собрал вещи в дорогу, не забыв прихватить с собой хлеба, кусок сыра, что стащил с погреба, и пяток сырых яиц. Теплые вещи и подменку, он сложил в мешок, который спрятал под кроватью. Материну брошь, которую надеялся продать в удельном центре, он постоянно носил с собой, боясь потерять.
Без денег до столицы ему не добраться.
Арсений доел первым, но подниматься и мыть посуду не спешил. Он молча сидел и ждал, пока доедят братья.
Федор заметил это, почувствовал волнение, но старался не подавать виду, запихивая в себя еду.
Доел Василий, и младший брат почувствовал, как они переглянулись.
Василий встал и подошел к окну, с которого было видно крыльцо.
— В хлев ушел, — подал голос он, когда осмотрел крыльцо.
Федор прекратил жевать и глянул на Арсения, который выложил припрятанный мешок с лямками. К нему же были шнурками привязаны ботинки.
— Это что? — строго спросил Арсений.
Федор затравленно кинул взгляд на Василия, а затем снова Арсения.
— Сбежать решил? Что удумал, Федь? — подал за спиной голос Василий. — Куда пойдешь? Ты ведь не тупой, понимаешь, что бежать наугад — прямая дорога в могилу.
— Отец о тебе печется, — вмешался Арсений. — К мастеру договорился пристроить. Работать научишься, ремесло освоишь. Уважаемым человеком будешь. А ты?
— Сапожник, — набычился Федор. — Вот ведь уважение, хоть про запас по кадкам прячь.
— Всяко больше, чем беглый сын, что отца с братьями бросил, да лучшей жизни искать пошел, — угрюмо буркнул Арсений.
Младший брат зыркнул на Арсения, затем на Василия и произнес:
— Ты, Сень, землю примешь. Хозяйство за тобой будет, — начал Федор. — Васька в торгаши пойдет — к ведьме не ходи. А я? Сапожник, да?
— В честном труде нет ничего зазорного. Это дело… — начал было Арсений.
— Не мое это дело! — оборвал его Федор. — Сапоги да подметки делать — не мое!
— Не заводись, Федь, — попытался успокоить его Василий. — Ты скажи прямо, куда собрался? Ты же не в чисто поле пойдешь, так?
Младший зыркнул на братьев, а затем произнес:
— В столицу.
— Столица большая, — кивнул средний. — Город большой, все всех знать не могут, поэтому все всем чужие. Понимаешь, что ты там всем чужой будешь? Ты там никому не нужен.
— Слушай брата, — кивнул Арсений. — Он в столице бывал, знает, что говорит.
— Что ты там делать будешь, Федь? — продолжил допытываться средний брат. — Ну? Чего набычился? Мы тебя вязать не станем. Не сейчас, так у сапожника сбежишь.
Федор опустил взгляд на тарелку с остатками жареного яйца и произнес: