Приглашение в ад
Шрифт:
недостатка в красивых фразах, в громких клятвах, в доверительных обещаниях.
Ян общался с различными слоями эмигрантов. Среди осевших в Лондоне поляков встречались люди
честные. Однако мир виделся им только через узкие окна родовых замков. Ян вспоминал Рудольфа Шармаха,
тех простых рабочих парней, с которыми ему довелось вступить на опасную стезю подполья. Он и сейчас
испытывал ощущение их надежности, человеческой порядочности.
В один из дней Ян должен был
находился влиятельный польский генерал, с которым следовало установить контакт. В распоряжение Яна
предоставили небольшой катер. Шкипером на нем оказался плотный, лет сорока пяти мужчина, с крутыми
плечами и тяжелой походкой. На нем был грубой вязки свитер, вязаная шапочка.
Предстояло пройти около двадцати миль вниз по Темзе. Ян давно не путешествовал по воде. Он с
любопытством занял место рядом со шкипером. Внимательно вгляделся в хозяина катера.
— Вы не поляк случайно?
— Случайно — поляк, — засмеялся шкипер.
Ян заговорил с моряком по-польски. Через несколько минут он знал о нем многое.
Анджей плавал боцманом на польском грузовом пароходе. Немцы торпедировали судно в Ла-Манше. Ан-
джею Збышеку удалось добраться до берега. Он остался в Англии. Поначалу мыкался, перебивался с хлеба на
воду. Наконец повезло: устроился шкипером на катер. Радость относительная: прежний шкипер сбежал.
Надоело день и ночь плавать под немецкими бомбами.
— Ну, а я закаляюсь, — со смехом сказал Анджей. — Все равно еще придется драться за Польшу.
— Вы собираетесь вернуться?
— При первой возможности.
— Вы знаете, какой она будет, Польша, после войны?
— Меня никто не спрашивает! “Похоже, вас — также. Потому и хочу сказать свое слово.
— Существовала же государственная структура до нападения Гитлера.
— Ну что вы! После войны обязательно все изменится. Не хочу обращать вас в свою веру… однако
убежден, что и сама Германия, и другие европейские страны многое почерпнут у Советского Союза.
— Вы католик, Анджей?
— Нет, я коммунист.
— Вы хотите установить в Польше диктатуру пролетариата?
— Я хочу, чтобы моя страна была свободной в выборе социального строя. И независимой.
— Но в Лондоне существует законное правительство,
— Законное? А кто его выбирал? Вы?
— Я не выбирал.
— Я тоже. Кстати, вы не знаете, почему погиб генерал Сикорский?
— Есть основания подозревать фашистскую диверсию.
— А вам не кажется, что гибель самолета удобно свалить на немцев?..
— Что вы имеете в виду?
— А то, что Сикорский не руководствовался слепой ненавистью к Москве. Он смотрел
менее реально. Кое-кому в Лондоне это очень не нравилось…
Ян задумался. Встречный ветер хлестал в лицо, порой осыпал мелкими брызгами.
“А ведь Анджей, возможно, прав, — размышлял Ян. — Не стану биться об заклад, что Сикорского не
убрали наши. Наши… Что, в сущности, означает для меня это слово? Вероятно, самое трудное, в чем предстоит
разобраться”.
— Да, за Польшу еще доведется повоевать. — Збышек ловко вертел штурвал, огибая встречный катер. —
А Миколайчика лондонцы постараются при первой возможности протолкнуть в Варшаву, вот увидите. Все
ниточки от его рук и ног давно в кулаке у Черчилля. Только мне лично Миколайчик не нужен. Я хочу быть
частицей судьбы своей родины. А не пустой консервной банкой, которую всякий может зафутболить, куда ему
заблагорассудится…
“Я тоже не хочу быть пустой консервной банкой, — усмехнулся Ян. — Но как это сделать?” От Збышека
веяло уверенностью. Однако Ян вовсе не был убежден, что шкипер — обладатель волшебной палочки, по
мановению, которой образуется идеальное общество.
Ян выполнил миссию по встрече польского генерала. А в сердце запал диалог с моряком. В диалоге была
откровенность. Обнажались истины, которые прежде смутно маячили где-то на дне души. “Какую роль я играю
в жизни? — спрашивал себя Ян. — Моей судьбой распоряжаются чужие люди, словно собственным
чемоданом… Я никогда не был равным с власть имущими. А ведь коммунисты правы — всех должен
уравнивать труд…”
Перед глазами Яна как бы рассеивался туман. Человек начинал различать предметы. Однако это еще не
означало, что он понимает, как их лучше расставить.
Все это время Ян жил как бы наскоро, ожидая, что однажды придет срок, и он, Ян, перепишет свою
жизнь, словно торопливый черновик, набело. Порой казалось, что он идет по самой кромке песчаного берега и
набегающая волна зализывает отпечаток его подошв.
Потом началась лихорадочная подготовка вторжения во Францию. Долгое время Черчилль всячески
оттягивал этот заветный час. Но теперь, в связи с мощным продвижением советских армий к Берлину, он
заторопился: похоже, русские сломали все его расчеты. Надо было спешить.
Яна подхватила и понесла новая волна забот и суеты. Времени для себя не оставалось. Прибывали все
новые американские дивизии, самолеты, танки, артиллерийское вооружение. В портах сосредотачивались суда
десанта. Вырабатывались меры для обмана противника. Однако гитлеровцы были поглощены битвами и