Приглашение в ад
Шрифт:
неудачами на Восточном фронте. Кроме того, видимо, не очень верили в высадку союзников. С другой стороны,
не имели сил серьезно противостоять вторжению.
Естественно, усилилась активность эмигрантских правительств. Они спешили создать новую агентуру в
столицах, получить надежную информацию о положении на местах. Им надо было появиться в своих кабинетах
не раньше и не позже счастливой минуты — это могло стать одинаково опасным…
Первые дни хорошо подготовленного вторжения оказались
столько ждали этой великой минуты.
Однажды Ян попал в центр Лондона. Знойный день уходящего июня напоил улицы духотой. Ян был в
гражданском и с удовольствием расслабил узел галстука, воротник рубашки. Невдалеке от Трафальгарской
площади заметил паб. Яну захотелось пива. У самых дверей столкнулся с инвалидом: какой-то бывший вояка
прыгал на одной ноге навстречу, энергично помогая себе костылями. Вторая штанина армейских брюк была
подвязана к колену.
Ян остановился, пропуская вперед ветерана. И вдруг последний кинулся на Яна с восторженным воплем,
который не посрамил бы воинственных команчей.
— Разрази меня гром, да ведь это Ян! Ну, ты даешь, приятель! Только я подумал, что неплохо бы
очутиться в приличной компании — ты тут как тут!..
Они так стиснули друг друга в объятиях, что надолго закупорили вход в заведение.
Посетители с двух сторон доброжелательно ждали.
Ян все держал американца в объятиях, словно боялся отпустить и увидеть пустоту штанины…
Наконец они разомкнули объятия. Ян подобрал упавшие костыли, вручил Макдональду. Джо с
невероятной быстротой запрыгал к свободному столику.
— Сюда, приятель! Сейчас мы зададим такую трепку бутылкам, что Англия снова зазвонит в колокола!
Как в честь победы под Эль-Аламейном!
Ян смотрел на танкиста, ощущая одновременно радость и горечь. И еще — стыд. Джо снова сражался,
бил гитлеровцев, потерял ногу. А Ян возился с надушенными политиками в накрахмаленных рубашках. И
зачастую даже дорогие одеколоны не могли перекрыть запах гнили.
— Слушай, как я рад, что ты цел! — с прежней экспансивностью воскликнул Джо. — А у меня одна
деталь оказалась лишней. Пришлось оставить.
Американец вгляделся в помрачневшее лицо Яна, хлопнул его по плечу.
— Да не грусти, приятель! Давай посплетничаем! Джо достал пачку “Кэмела”, ловко выщелкнул из пачки
сигарету. Раньше он не курил.
— Вот, значит, встретились, — сказал, пуская голубоватый дым к потолку. — Ты, конечно, приятель,
думаешь, какой герой Дню Макдональд. Верно? Да только я тебе скажу: вовремя ты удрал из того госпиталя.
Кто-то немцам стукнул, что там военные. Через несколько дней после того, как ты выписался, прилетели два
красавчика. Прямо днем. А там пи зенитки — одни пальмы. Ну, немцы и натешились, как хотели.
мне далеко не пришлось, ногу на месте сдал! — захохотал вдруг Джо, но тут же смял сигарету в пепельнице,
нахмурился. — Ты сестричку не забыл, приятель?
— Рут? Конечно, не забыл. Как там она?
— Неплохая женщина. Научилась бы жить… Не повезло. Почти прямое попадание. Два дня по частям
собирали, прежде чем уложили в гроб. Вот так, приятель! Помянем.
Война еще раз поворачивалась к Яну своей отвратительной гранью. В ее безжалостных глазницах зияли
пустота и хаос. Она сминала все, что попадалось на пути.
— Ладно! Погрустили — и хватит, — сказал Джо. — Верно, приятель? Давай, рассказывай, как прыгаешь
по земле.
— Понимаешь, Джо, — Ян непривычно растягивал слова. — Мне надоели тайны. Они — словно мины
замедленного действия… Все равно когда-нибудь взорвешься
— Ты только не выкладывай секретов мне! Я — ужасный болтун! — захохотал Джо. — Я не умею
хранить тайны. Я тебя взорву!
— А-а, ерунда, — отмахнулся Ян. — Уж тебе-то кое-что могу сказать…
— Валяй, приятель, мне не жалко!
Яну действительно хотелось поделиться сомнениями. Пет, он не выдавал секретов “Ультра”. Его
возмущало, почему так слабо и порой бездарно используется уникальная информация? Он упомянул о своем
начальстве. Вспомнил Черчилля и сказал, что с каждым днем все меньше ему верит. Он заявил, что не хочет
жить после воины в ожидании новой бойни. В конце концов заявил, что он за тех, кто создает мир, а не
разрушает его.
— Ну, ты даешь, приятель! — восхитился Макдональд. — В госпитале ты мне показался башмаком, на
котором все шнурки завязаны. Я ошибся. Гип-гип, ура! Ты, оказывается, парень-молоток!
Потом Ян пил за Джо. За его замечательную ногу. За его храбрость. За его будущих детей. Потом Ян
кричал, что убьет любого, кто помешает Джо выращивать апельсины в Калифорнии…
Ян проснулся в комнате, которую снимал на окраине Лондона американец. Болела голова. Во рту
ощущался металлический привкус. Но наиболее неприятными были муки совести. Ян совершенно не помнил,
как закончилась встреча в кабачке и как он попал в обиталище Макдональда.
С трудом добрался до крана. Подставил голову под струю холодной воды. Выпрямился, затряс головой,
разбрызгивая вокруг капли, словно выбежавший из воды пес.
— Ну что, приятель? — засмеялся проснувшийся Джо. — Ты, небось, уже в прокурорской мантии и
судишь одного славного пария по имени Ян? Только не сажай его на электрический стул! Будь я проклят, он
заслуживает более приятного местечка.
— На меня вчера что-то нашло, — сказал Ян, вытирая полотенцем лицо. — Как с цепи сорвался.