Пригоршня тьмы
Шрифт:
«Так ему и надо, – с неожиданной мстительностью подумала Галина, но тут же одернула себя. – Что, собственно, он тебе сделал?» Но, как видно, что-то все же сделал, иначе откуда эта мгновенная враждебность?
Павел с улыбкой поздоровался с Галиной, и улыбка была по-прежнему обаятельной, словно на миг к нему вернулась молодость.
– Много слышал о вас, – вежливо сказал он. – Марта на работе, вот поручила мне проводить, – он кивнул на девочку. Та неловко переминалась на месте и, казалось, стеснялась.
Павел мельком взглянул
Ни слова не говоря, Маша уселась в машину, и они тронулись.
Некоторое время их путь пролегал по городским улицам, движение было интенсивным, и Галина внимательно следила за дорогой. Одновременно она напряженно думала, как же поскорее установить с девочкой контакт.
Еще в момент первой встречи она поняла, что Маша – ребенок очень непростой. Сейчас, когда умиление хорошенькой, как кукла, девочкой уступило место чему-то похожему на привязанность, Галина решила не форсировать события, не лезть, что называется, ребенку в душу.
Она чувствовала, что нравится девочке, но в то же время Маша смотрит на нее с некоторым превосходством. Видимо, определила такое отношение неброская внешность да, пожалуй, и «Запорожец». Галина вспомнила плохо скрытую насмешку на лице Павла.
Некоторое время Маша молчала, поглядывая в окно.
– А у нас «Жигули» – «девяткa», – неожиданно сказала она, – папа говорит, что скоро купит еще иномарку.
– Мне тоже недавно предлагали сменить «Запорожец» на иномарку, – произнесла в ответ Галина, – но я отказалась.
– Отказались? – удивилась Маша. – Почему?
– Зачем мне иномарка?
– Вы шутите, – Маша недоверчиво посмотрела на нее.
– Совершенно серьезно.
– А на какую марку?
– Марка отличная – «Зингер».
– Что-то я не слышала про такие машины, а она чья, из какой страны?
– Американская.
– Американская? – с уважением повторила Маша. – И вы не согласились?
– Может, и сглупила, но я вовсе не умею шить.
– Шить?! – изумилась Маша.
– Ну да. «Зингер» – это швейная машина.
Девочка громко захохотала.
– На швейную машинку я бы тоже не сменялась, – сообщила она. Рассмеялась и Галина.
– Я, честно говоря, никогда не думала, что буду водить машину, – через минуту сказала она. – Но умер папа, и «Запорожец» перешел ко мне. По наследству. Сначала я хотела продать, но потом подумала: дай-ка попробую. Пошла на курсы. Получила права. И вот уже три года за рулем. Ничего, привыкла. Сейчас даже нравится.
– И она у вас ни разу не ломалась?
– Конечно, мелкие неполадки бывают, но папа обращался с ней очень аккуратно, и я стараюсь делать так же, может быть, поэтому машина меня любит, не капризничает.
– А разве машина может любить человека?
– А почему нет?
– Опять шутите?
– Вовсе не шучу.
Девочка на некоторое время
– Когда я вырасту, то тоже буду водить машину, – сообщила она. – Мама вот не умеет, а как было бы хорошо, если бы умела. Тогда бы мы часто ездили за город, в лес, на озеро… Вот вы водите хорошо, – уважительно произнесла она.
Город закончился, по сторонам шоссе замелькали одноэтажные домики, огороды, а скоро и первые перелески. Стоял конец мая, солнце светило с неистовой силой. Еще не запыленная листва играла всеми оттенками изумруда.
– Долго нам ехать? – спросила Маша.
– Примерно час.
– А эта самая электро… – Девочка запнулась.
– Электроэнцефалограмма?
– Да. Это больно?
– Ну что ты! Ничего страшного. К голове присоединяют провода на присосках. Совсем не больно.
В голосе девочки не было особой тревоги, но Галина почувствовала, что та все же побаивается.
– И для чего все это? – грустно сказала Маша.
– Чтобы проверить состояние твоего здоровья.
– Но я совершенно здорова. Это все мама выдумывает. Не дает ей покоя мое здоровье. Медицинское образование, видимо, сказывается.
Галина почувствовала в словах девочки интонации Павла.
– Она очень беспокоится, – продолжала Маша, – эти мои сны ее пугают. А что тут такого? Многие дети видят во сне кошмары. Вот у меня в школе подружка есть – Кацнельсон Вера. Ей тоже снятся страшные сны, а ее мама совершенно спокойно к этому относится. Не бегает по больницам.
– Что же ей снится? – спросила Галина.
– Да ничего особенного, то на нее собака нападет, то фашисты в нее из автомата стреляют. Разве с моими кошмарами сравнить? Я как-то стала ей рассказывать про свои сны, так она глаза вытаращила и просит, чтобы я ей каждый сон рассказывала. Интересней, чем сказка, говорит.
«Значит, девочка все же помнит свои сновидения, – отметила Галина, – но почему-то не рассказывает их матери». Она не спешила расспрашивать Машу, а ждала, пока та сама заговорит на эту тему. Но девочка молчала.
– А что, – спросила Маша, – в больнице, куда мы едем, ненормальные люди лежат?
– Психически нездоровые, – поправила Галина.
– Их там лечат?
– Стараются, во всяком случае.
– Значит, не вылечивают?
– Ну, кого как. Некоторых вылечивают.
– А те, кому снятся разные сны, тоже больные?
– Сны, в общем, снятся почти всем.
– Да нет, страшные сны, ну вроде тех, какие нарисованы на картинках в вашем кабинете.
– И страшные многим снятся.
– Сны – это искаженное отражение реальности, страхи, загнанные в подсознание, – так у этого, как его… Фрейда написано.
– Ты что же, Фрейда читала? – поразилась Галина.
– Это папа маме говорил, а я услышала. А кто такой Фрейд?
– Психиатр, – односложно ответила Галина.
– Как вы?
– Вроде того.