Приговор приведен в исполнение
Шрифт:
– Я, Святой, деталей грехопадения мальчика не знаю, не люблю копаться в грязном белье богатеньких. Но опять же по слухам, Рома «заторчал» по-взрослому. Подсел на амфетамины, трахал все, что движется. У «химиков» не эрекция – столбняк! – Угланова сделала неприличный жест, переломив в локте руку. – За месяц до смерти Романа упрятали в клинику. Папаша взял парня в ежовые рукавицы. Врачевали одновременно от зависимости и «сифона»…
– Чего? – Продвинутый сленг Дарьи заставлял недопонимавшего Святого переспрашивать.
– Сифилиса. Подцепил Ромчик венерическую болезнь, но это в наше спидоносное время полбеды! –
Щедро плеснув моющего средства на губку, хозяйка драила тарелки и пускала дым кольцами в изувеченный разводами потопа потолок кухни.
Эмансипированная журналистка, презирающая мещанскую тягу к порядку, выплюнула дотлевшую до фильтра сигарету в мойку, забитую картофельными очистками и остатками пищи.
– Дарья! Пора генеральную уборку делать. Тараканы сожрут. – Святой подставил чашку с недопитым кофе под струю разящей хлоркой воды.
– Погоди, Дмитрий! – Длинные пальцы девушки обвили его запястье.
– В чем дело? – Сумрачное выражение лица Дарьи заставило сердце Святого непроизвольно сжаться.
Опустив голову, Угланова уставилась в разошедшийся шов линолеума, заполненный мусоринками.
– Помнишь, в аэропорту ты попросил не оставлять семью майора Василенко. Поддерживать его вдову и все такое прочее. – От сильного волнения девушка кусала губы, теребя пуговицу халата. – Вчера вечером я не стала тебя расстраивать. На меня что-то нашло… – Угланова напряженно улыбнулась, словно положила венок на гроб, и резко вытолкнула из себя: – Ирины Василенко больше нет.
– То есть… – Святого будто саданули кованым сапогом в пах.
– Она умерла. – Слезы покатились по щекам девушки…
По аллеям Котляковского кладбища двигалась похоронная процессия. Музыканты играли не в такт, коверкая траурный марш. Редкая толпа родственников усопшего несла венки за гробом, а над ними кружило воронье.
– Недоноски! Им слон на ухо наступил, – скрежетнул зубами Святой, готовый размозжить фальшивому валторнисту голову его же трубой. – На кой ляд мертвым эта дискотека?
Они стояли у неосевшей могилы.
Деревянный крест. Жестяная табличка. Пожухлые цветы в надтреснутой стеклянной банке…
Командир десантно-штурмового батальона майор Василенко, раненный на площади Грозного, был соседом Святого по палате в Центральном госпитале Министерства обороны имени Бурденко. Знакомство переросло в дружбу «не разлей вода». Битый жизнью, рассудительный десантник надорвал сердце, переживая за пацанов, угробленных на позорной чеченской войне. Инфаркт поразил его вернее, чем пули снайпера. Эстафету дружбы приняла вдова майора – Ирина, оказавшая некогда Святому
Присев на корточки, Святой прикоснулся ладонью к глинистой корочке могильного холмика, образовавшейся от затяжных августовских дождей. Двенадцать роз алели под крестом.
– Дмитрий, помянем. – Суровая, точно монашка, Дарья успела расстелить на скамеечке салфетку, поставить бутылку водки, два одноразовых стакана, высыпать пригоршню конфет и выложить крупные, уродившиеся в этом году антоновские яблоки.
Они выпили под рвущий душу галдеж воронья. Неловко осенив себя крестным знамением, Дарья хрустнула яблоком. Вдруг смутившись – Святой ни к чему не прикоснулся, – положила антоновку на салфетку.
Угланова выплакалась в такси. Алкоголь снял скованность. Девушка говорила с поразительной четкостью диктора вечернего выпуска новостей:
– Ирина перевезла из Саратова дочку.
– Катю? – Казалось, ожил памятник, повернувший шею.
– Девочка окончила училище и грезила столицей. Эти провинциалки такие наивные… – Ляпнув глупость, Угланова мотнула головой. – Прости… Короче, они осели в столице. Катюша – девочка не очень броская, но милая. – Дарья старалась быть объективной и не примешивать к рассказу отсебятины. – Шустрая, как мышка. Но с матерью у нее отношения были натянутыми. Своенравная девчонка. Что втемяшит в голову – колом не выбьешь! – Дарья замолчала, подумав, что такая характеристика подходит и к ней. – Наперекор матери Катька подписала договор с артистическим агентством «Арт-Би». Срочно набирали группу танцовщиц к гастролям какой-то припопсованной певички, а Катюша после хореографического училища любые па выделывала…
Святой не мешал распутывать клубок страшной семейной драмы, понимая, что у могилы говорят правду, самое главное. Его мозг с магнитофонной точностью фиксировал повороты сюжета, внося в отдельный столбец каждое название и фамилию.
– …платили Кате по минимальной ставке, но головенка у девочки закружилась. Как же! Шоу-бизнес! Гастроли! Знаменитости! Сама пробилась… – Неприязнь к дочери покойной все-таки прорвалась в словах Углановой. – В клипе на втором плане снялась! Засветилась! А мать долдонила ей: «Хватит на подиуме вихляться, найди занятие посерьезнее». Меня просила повлиять. Но что я с репутацией постельной аферистки могла доказать этой соплячке… – Даша горько усмехнулась. – Катька ушла из дома. Потом вернулась худющая, как мартовская кошка, просила у Ирины денег взаймы до следующего гастрольного тура. Вешала лапшу на уши о каких-то рекламных роликах, в которых ей предлагают сниматься, а мать верила этому бреду сивой кобылы.
– На то она и мать! Свихнулась Катя с прямой дорожки?! – выдержка изменила Святому. – Она свела Ирину в могилу?
– Да, – подтвердила Дарья. – Катерина стала употреблять наркотики, притом что-то очень крутое. Агентство разорвало контракт. Обман не мог длиться до бесконечности. Ирина узнала, что дочь пошла на панель.
– Как? – Ребро ладони Святого разнесло в щепки край скамейки.
– Сутенер подшофе среди ночи заявился и с порога Ирине Викторовне: «Твоя мокрощелка околеет до утра, если не „вмажется“. Сама „чек“ заказала привезти с доставкой на дом». Ира ханыге рожу расцарапала да коленом промеж ног засандалила…