Приговор
Шрифт:
Байрамов насторожился.
— Помню, конечно.
— Так вот, сейчас ты будешь иметь удовольствие столкнуться с исполнителем главной роли. Это и есть тот тип, которого я условно называл «игреком». Фамилия его Заступин-Сергеев. Тбилисские товарищи задержали.
— Так это же великолепно! Значит, остается только дама — «икс» Причем, — Байрамов даже подскочил от сознания собственной находчивости, — не исключено, что тяжелораненая Марита Заступина и есть…
— Ты не ошибся, —
Следователь замер, хотел что-то сказать, но только вздохнул шумно, покрутил головой.
— А ты уверен в этом, Заур? — спросил он изменившимся голосом.
Акперов подошел к нему совсем близко.
— Я же верил ей, рассказывал все… делился, — он помолчал и уже спокойней продолжал. — Но твоя задача, как следователя, ясна. Если Марита Заступина выживет, ты возьмешь ее под стражу.
Байрамов опять вздохнул.
— Ради бога, только без жалости. Она подлежит изоляции на общих основаниях.
— Ну, знаешь, дорогой, я вовсе не так уж уверен, и строить решения на подозрениях по меньшей мере наивно.
Майор резко прервал его:
— Не веришь? А визит черноволосой женщины на кладбище? А обнаруженный волос в постели убитого? А ее испуг, когда она узнала, что я веду расследование? Мало тебе?
— Ну и что? Это уже дает тебе право выносить безапелляционный приговор?
— Эх, Фархад, неужели не понимаешь?
— Нет, не понимаю. Аресты по личным просьбам не произвожу.
— И все же ты обязан рассматривать все вопросы, связанные с Маритой Заступиной только в рамках закона. — Акперов говорил, не поворачивая лица. — Я не хочу, не хочу никаких компромиссов. Понимаю, ты сейчас скажешь мне какие-нибудь очень правильные слова. Что — жизнь, мол, продолжается и т. д. Но согласись, надо сохранить за собой право смотреть прямо людям в глаза. Иначе, лучше не жить.
— Оставим этот разговор, — решительно заявил Байрамов. — Я прежде всего человек. А затем уже… следователь. И не могу вот так, как ты, по-чиновничьи… по букве закона. Тьфу! — Он вытер взмокший лоб, вскочил с места. — Ну, допустим, ты распутал один конец клубка. Но ведь другой тебе неизвестен. Марита без сознания. Заступин покушался на ее жизнь. Почему? Да потому, что другая, неизвестная тебе часть, более, наверно, весома.
— У меня есть и иные основания…
— Чепуха! Давай-ка садись рядом. Прикинем эти твои «иные основания».
Акперов сообщил все, что было известно ему о Заступиных.
— Большой хищник, — произнес Байрамов, выслушав его рассказ. — И жил в нашем районе?
— Как видишь.
—
— Но, Фархад, она соучастница.
Акперов снова отошел к окну.
— Ну вот, кажется, поговорили по душам. А теперь поработаем с Арифом Мехтиевым. — Байрамов старался говорить как можно бодрее. А сам украдкой от друга заложил под язык таблетку валидола.
ГЛАВА 27
ВОЛЧЬЯ ПСИХОЛОГИЯ
Никольский ввел арестованного, усадил его на стул посреди кабинета.
Раскосые бегающие глаза Мехтиева тотчас отметили ковровую скатерть, нож, который он оставил у Айрияна. Лихорадочно заработала мысль: «Что им известно?»
Будто издали до слуха его донесся властный голос:
— Будешь говорить?
Мехтиев облизнул пересохшие губы.
— Воды, начальник, — попросил он. — «Самое главное, — повторял он наставления Галустяна, — стараться выиграть время, прийти в себя».
Но что это? Майор берет его руку, поворачивает ее так что виден след пулевой царапины. Ведь след-то сохранился.
— Рассказывай: как вместе с «Артистом» ограбили кассира, как пошли на грабеж квартиры старого каменщика, как убили его.
Мехтиев вскинул голову, всхлипнул, выдавливая слезы.
— Я не убивал, начальник! Я жить хочу! Я не убивал, честное слово!
— Честное слово? Какая у тебя честь?! Рассказывай.
— Ну бейте, выколачивайте показания! Я не убивал, — вдруг выкрикнул он и пригнулся, ожидая удара. Но видя, что никто не собирается его бить, поднял голову, медленно размазал слезы по грязному лицу.
— Мехтиев, — спокойно сказал следователь, — говорите все по порядку с самого начала. Но не пытайтесь вводить нас в заблуждение. Посмотрим, осталось ли в вас хоть капля смелости?
Арестованный хотел было что-то возразить. Но в это время в кабинет торопливо вошла Носова. Увидев Мехтиева, воскликнула:
— Арифка?
Арестованный резко обернулся, скользнул по спокойному лицу девушки и, махнув рукой, проговорил:
— Гражданин следователь, пишите. Я скажу все.
Поначалу в рассказе Мехтиева не содержалось ничего нового. Его слушали с насмешливым равнодушием, и преступнику казалось, что ему не верят. Животный страх, захлестывал, сжимал горло.
— И в этот раз, как всегда, Галустян распоряжался нами. Забросил на тополь мяч, велел Генке залезть на дерево, следить за окном второго этажа.
Мы остались внизу. Почти до вечера… Все время мешали прохожие. Потом стало тихо. Правда, чуть не помешал какой-то парень, — он заметил на дереве Генку.