Приговор
Шрифт:
– Люди друг друга находят по запаху, - говорила Вика.
– Не секрет, все люди потеют. И если люди друг друга находят, они не чувствуют свои запахи. Запах только притягивает их. Это лучший запах в мире - запах любимого тела, чистого, конечно, - добавляла Вика и убегала в ванную.
Сейчас он невольно делал вывод: Вика играла с ним как с игрушкой, ее игрушкой. Но зачем? Откуда у нее это? Вся ее жизнь в общежитии, на глазах у всех. Она до него и с парнями-то серьезно не дружила. В общаге знают про всех, даже больше, чем ты знаешь о себе сам. Это тоже, наверное, талант - так играть жизнь.
– Да, Виктория Викторовна, в вас умерла великая актриса.
Виктор даже написал стихотворение "Театр".
"КаждаяВиктор прочитал стихотворение своим пацанам. Они шумно одобрили и в один голос стали утверждать, что все девчонки продажные. Откуда такая жизненная логика в пятнадцать лет? Хотя, наверное, других девчонок его пацаны не могли видеть в своих подвалах и на чердаках, где проводили больше времени, чем в школе и дома.
"Бог и время нас рассудит", - написал Виктор в одном письме Вике, он очень много их писал, даже несколько передал через адвоката Митина. Но не получил на свои письма ни одного ответа. Наверное, самое страшное презрение к человеку - это равнодушное молчание. Значит, этот человек для тебя ничего совсем не значил, ничего, словно и не было его совсем. Любое оправдание, любой поступок можно обсудить, даже понять. Но в ответ просто молчание. Ничего.
– Бог и время нас рассудит, - прошептал Виктор, чувствуя, что забывается и проваливается в пустоту.
– Встать, суд идет!
Виктор даже не ожидал, что в зале судебных заседаний будет столько много людей. Только первое сидение оставалось свободным, наверное, для свидетелей. Виктор не увидел Куклина, сторожей, хотя он очень смутно их помнил. Молодой был кудрявый, он стоял на свету под лучом прожектора. Отец, мать, даже Галина, он искренне обрадовался, увидев сестру, она сидела рядом с красивой, хорошо одетой женщиной постарше, о чем-то разговаривали. Галина, как обычно импульсивно жестикулировала. Знакомые по работе, по университету. Откуда все узнали? Он никому не сообщал, и как он мог сообщить? Хотя Федор Федорович спрашивал, кого он хотел бы видеть на суде из своих друзей, знакомых?
Виктор невольно, даже без желания, повинуясь какому-то инстинкту, осторожно осматривал глазами весь зал, он искал Вику. Зачем? Просто чтобы взглянуть в ее голубые, как он называл их часто, небесные глаза. Хотя, что мог он увидеть в ее глазах? Пустоту? Нет, Вики нет. Да и, конечно, не могло быть. Многих из присутствующих в зале Виктор даже не знал. Может, родственники Фокина. Кто-то из них будет истец. Митин объяснил, что по закону кто-то из близких родственников погибшего обязан представлять сторону истца. Троих, двух мужчин и женщину средних лет, он не знал. Одеты модно, видно, это и есть родственники Фокина из Москвы.
Утром, когда контролер пришел за Виктором, его пацаны очень тепло его провожали. По тюремному обычаю дали ему на прощание по "пендалю", несильно правда, чисто формально, чтоб он никогда назад не вернулся. Так заведено неизвестно
– Удачи, Захар, не забывай, подогрей!
– Захар, тебя нагонят, не дрейфь!
Нормальные, в общем, ребята, но как очень часто бывает в жизни, оказались не там, где нужно, не встретили хороших друзей, и жизнь свою начинают с СИЗО. Кто-то из них вернется домой, осознав и обдумав свою жизнь, и начнет жить, строить нормальную семью, пойдут честно трудиться. Но кому-то это только первый урок, долгой школы, лагерной жизни. Каждому свое, может и действительно, судьба каждого человека предопределена заранее кем-то свыше и все, что происходит с ним, не случайность, а закономерность, которую невозможно избежать.
– Прошу садиться. Слушается дело по обвинению Захарова Виктора Ивановича. Председательствует народный судья Андреева Лариса Сергеевна.
"Совсем молодая, наверное, мы ровесники, - подумал Виктор, - только она за столом, а я... Ей страна доверяет решать судьбы людей". Решать его судьбу. А он, что он сделал в своей жизни?
Народные заседатели... Секретарь суда... Продолжали знакомить с составом суда. Общественное обвинение поддерживает замоблпрокурора Субботин Сергей Глебович. Защита - член областной коллегии адвокатов Митин Федор Федорович. Сторону истца представляет Гуров Юрий Анатольевич, дядя покойного Фокина Игоря Михайловича. Секретарь произнесла "покойного", а не убитого, сердце у Виктора забилось, хотя до суда любое преступление, даже самое очевидное не может так называться. Отводы по составу суда? Нет. У потерпевшей стороны? Нет.
Встала судья Андреева:
– Слушается уголовное дело по обвинению Захарова Виктора Ивановича в убийстве по неосторожности. На предварительном следствии было установлено, что вечером 21 октября 1989 года гражданин Фокин Игорь Михайлович и гражданин Куклин Сергей Юрьевич, вместе работавшие на строительстве завода - Фокин ведущий архитектор, Куклин инженер геодезист - после работы решили отметить завершение строительства и сдачу в эксплуатацию спортивного комплекса. Они взяли две бутылки водки, закуску и по пожарной лестнице поднялись на крышу спортивного комплекса. Сторожа Уразов и Иванух за бутылку водки разрешили им это сделать. Предварительно из сторожевого вагончика Фокин и Куклин позвонили своему знакомому Захарову Виктору Ивановичу, работавшему с ними на стройке старшим инженером геодезистом, и пригласили его к себе отметить сдачу объекта. Захаров согласился приехать к ним и привести еще спиртного...
Началось изучение уголовного дела. Однообразное, скрупулезное, все вопросы задавались по нескольку раз каждому свидетелю. Первые - сторожа, уже испуганные самим вызовом в суд. По логике они совершили халатность, пропустили нетрезвых людей после работы на объект, пусть и работающих на стройке.
– Они инженеры, все начальники, попросились на город вечерний с крыши посмотреть. Да и трезвые они были... вроде, - испуганно бормотал Иванух.
Но потом оба признались, что пропустили друзей за бутылку водки. Виктор не знал, что оба сторожа сразу утром были уволены со стройки. Сторожа никакой ясности не внесли, они видели только, как сначала поднялись Фокин и Куклин, потом приехал Захаров с сумкой. Они указали, где его приятели, он тоже полез по пожарной лестнице вверх. Сидели они в вагончике, выходили, обходили объект. Ни шума, ни криков на крыше не слышали, драки не видели. Потом молодой Иванух увидел в свете прожектора падающего вниз человека. Подбежали. Фокин был еще жив, он дергался в конвульсиях. Прут арматуры, торчавший из земли, пробил его грудь насквозь. Первым подбежал Захаров, он подскочил к лежавшему Фокину. Кричал: " Игорек! Игорек! Ты что?! Это я, я виноват, не усмотрел". Захаров был хорошо выпивши. Сел на землю и заплакал. Куклин пришел позже, когда сторож Уразов уже позвонил в милицию и скорую помощь. Первой приехала милиция. Старший майор пощупал у Фокина пульс и сказал: