Приговоренные к приключениям
Шрифт:
— Да что тут, все вымерли, что ли, клянусь эриниями? Я хочу выпить! Честному квириту что теперь — идти в какую-нибудь драную богами дыру, где даже света нет?
— Господин… — кто-то безуспешно пытался уговорить громкоголосого. — Господин, на вилле есть все, что душе угодно…
— Моей душе, Евтерпий, угодно сейчас глотнуть дрянного винца именно здесь, посреди Рима! Если бы я хотел тускуланского со снегом или фалернского из золотого кубка, я бы так и сказал. К манам твою виллу, здесь живые люди, а не угодливые
— Господин…
— Эй, там! Если жжете масло в светильниках, значит и гостей ждете! Открывайте, у меня в горле пыльно, как в нубийской пустыне!
— Какой настойчивый клиент, — с интересом заметил Варфоломей, машинально доставая из-под плаща сантоку и пряча его под стойку каупоны. — Надо пустить.
Валлиец молча пожал плечами и откинул засов. Дверь тут же распахнулась, и внутрь ворвался невысокий худой мужчина в сенаторской тоге, один конец которой, небрежно перекинутый через плечо, то и дело чиркал по земле, собирая пыль. Мужчина прищурился от яркого света и обвел взглядом харчевню.
— Какое интересное место, а? — протянул он насмешливо, чуть шепелявя. Через секунду его светло-голубые, почти прозрачные глаза воткнулись в лицо Вара, как два сверла. На лице, почти старческом, изборожденном морщинами и состоящем словно бы из одних резких углов и впадин, эти глаза невольно приковывали к себе внимание — настолько остро и пронзительно они смотрели. Вару показалось, будто в них полыхает постоянно сдерживаемая ярость. Но тут человек широко ухмыльнулся, и это ощущение пропало без следа.
— С каких пор в этих убогих переулках не жалеют света? А, Евтерпий?
— Не знаю, господин, — растерянно отозвался тот, кого назвали Евтерпием. Имя греческое, но по виду это был типичный вольноотпущенник, сопровождающий своего патрона по злачным местам. Еще двое — охранники с факелами, переминались с ноги на ногу у дверей, а за ними виднелось невозмутимое, как кирпич, лицо голема. Худой мужчина уверенно уселся за ближайший стол, и прищелкнул костлявыми пальцами.
— Ну что ж, хозяин! Тащи-ка сюда свою лучшую кислятину! Посмотрим, чем, кроме светильников, меня сможет удивить твоя дыра…
— Это не дыра, господин, — с достоинством возразил Бриан. Он повертел головой туда-сюда, потом мысленно махнул рукой и достал с полки первый попавшийся глиняный кувшин. «Не подведи!» — про себя обратился валлиец к «Дубовому листу». Треснула застывшая смола на горлышке, хрустнула печать, и в стеклянный кубок с бульканьем полилось темно-красное вино.
— Никакой горькой смолы, убедись сам, — Фараон долил кубок до краев чистой водой и пододвинул к гостю. Тот нетерпеливо схватил стеклянный сосуд и принялся пить — так, словно весь день с самого утра умирал от мучительной жажды.
С каждым глотком его рыжие брови ползли все выше. Наконец он оторвался от кубка, шумно выдохнул
— Вот это да… Евтерпий, ты только попробуй! Клянусь Венерой, такого вина я не пил даже на пирах у Ариобарзана в Киликии, а уж там-то варвары знают толк в том, как надо напиваться! Уважил ты меня, хозяин, и удивил не на шутку.
Взгляд ледяных глаз опять воткнулся в лицо валлийца. Тот добродушно рассмеялся.
— Рад услужить! Не покажется ли дерзостью с моей стороны узнать имя высокого гостя?
— Высокого гостя… — эхом повторил мужчина насмешливо. — С чего ты взял, что я высокий?
— Тога на тебе, уважаемый, из такой ткани, какую не на каждом патриции из знатного рода можно увидеть, я уж не говорю про сенаторов. Опять же манеры… Ты привык к власти, это же видно.
— Ладно, ладно, — посетитель махнул рукой и снова потянулся к ополовиненному кубку. — Дерзостью это точно не покажется, особенно после такого вина. Да и скрывать мне нечего. Я Луций из рода Корнелиев, также известный, как…
— Сулла! — потрясенно выдохнул Варфоломей.
Некоторое время назад. Рим, 78 год до нашей эры
Варфоломей
— Мы здесь уже второй день, — сказал Фараон, — и я отчетливо понимаю, что античность мне совершенно не нравится.
Мой компаньон стоял за каменной стойкой заведения и нехорошо улыбался, разглядывая толпу гуляк за длинным столом в глубине нашей каупоны.
— Воспринимай это как новый жизненный опыт, — посоветовал я, пытаясь справиться с бронзовой решеткой плиты. — Что же — Средневековье лучше?
— Не лучше, — задумчиво проговорил валлиец. — Грязнее, грубее, но… Ближе как-то, что ли.
— Ты уже забыл средневековый Лондон? — невинно осведомился я. Проклятая решетка никак не хотела вставать на место, пламя пару раз обожгло мне руку, и я зарычал от злости. Уф! Встала, наконец-то. Можно поставить котел и дождаться, пока закипит вода.
— Да, Лондон… — Бриан фыркнул. — Вот уж где было грязно и гадко. Если бы существовал какой-нибудь рейтинг городов тех лет, я бы Лондону поставил ноль звезд. Из пяти.
— Вот-вот. А здесь, конечно, никто не носит кружева. Зато есть акведук. И канализация. И кстати, мы очень удачно провалились во времени.
— Почему это? — Фараон подозрительно поглядел на меня.
— Потому что сейчас идет 676 год ab Urbe condita. От основания Города — Рима, то есть. Нам привычнее говорить — 78 год до нашей эры.
— И что в нем такого хорошего?
— Попади мы в прошлое года на четыре раньше — угодили бы в развеселое время. Как говорил один киноперсонаж: «Стены Рима можно было красить кровью». Луций Корнелий Сулла…