Приговоренные к приключениям
Шрифт:
Я невольно увлекся, рассматривая всех этих миллионеров, промышленников, стальных королей и знаменитых журналистов. При мысли о больших деньгах, внезапно вспомнилось, что в кармане лежит алмаз Типпо-Сагиба. Я усмехнулся и проговорил вслух:
— Такого у тебя, душа моя Катрина, точно не было.
Татуировка на моей груди на мгновение стала невыносимо горячей.
— Вы уверены? — негромко и вкрадчиво спросил кто-то из-за моего левого плеча. Каким-то чудом мне удалось не дернуться и даже не подать виду, что я слегка испугался. Я
Сзади, небрежно облокотившись о перила, стоял смуглый человек в длинном черном пальто, фраке и идеально отглаженных брюках. Несколько старомодный шелковый пластрон просто резал глаза — настолько он был белоснежным. Зато неизменный лакированный цилиндр на сей раз выглядел вполне уместно. «Не то, что тогда на Аляске», — подумал я. Встретившись со мной взглядом, давешний знакомый слегка улыбнулся и приподнял цилиндр.
— А что не так-то? — спросил я с любопытством. — Камень не из тех, которые под ногами валяются. Бриллиант с историей. Одна штука, эксклюзивный продукт.
— Все так, — наклонил голову спутник Катрины. — История имеется, и камень действительно уникален. Но за долгое время в этих изящных ручках, смею вас заверить, перебывало множество подобных драгоценностей. Например, розовый бриллиант Трисакти, или Даймонд ДеБирс. А как вам «Флорентиец» из коллекции Медичи?
— Убедили, — вздохнул я. — Про Трисакти я даже не слышал. И что теперь?
— Ищите, — пожал мой собеседник острыми плечами, щелчком сбивая с пальто какую-то невидимую пылинку. — Время у вас еще есть.
— Да просто полно времени! — саркастически усмехнулся я. — Особенно сегодня.
— Сегодня ничем не отличается от вчера, — глубокомысленно заметил смуглый. — Рекомендую вам вернуться в бар, чтобы не пропустить ничего важного.
Я поперхнулся папиросным дымом, пытаясь как-то уложить в голове эту совершенно идиотскую словесную конструкцию.
— Простите, сэр, у вас все в порядке? — меня негромко окликнул официант, бесшумно проскользнувший рядом, с подносом, уставленным бокалами с шампанским. — Вы так громко беседуете сами с собой, что я подумал…
— Сам с собой? — я обернулся. У перил никого не было.
— Да, все в порядке, — я махнул рукой. — Люблю, знаете ли, иногда поговорить со своим внутренним голосом. Полезные советы дает… хоть и не всегда.
Официант неопределенно-вежливо хмыкнул, а я взял с подноса бокал, залпом выпил дорогое шампанское, варварски погасил в оставшихся каплях бычок и еще раз окинул взглядом пассажиров.
Тоска. Пожалуй, и верно, нужно пойти в бар. Там как-то уютнее.
Фараон и Вар. 15 апреля 1912 года. Ночь.
Когда Варфоломей вошел в бар, Фараон, облокотившийся на стойку, вопросительно поднял голову. Прежде
— Сейчас.
Почти в ту же секунду Вар ощутил толчок, от которого задребезжали бокалы над стойкой, а потом — долгий, мягкий скрежет, почти на грани слышимости. Он зажмурился и сильно потер щеки ладонями.
— Что это было? — мужчина у дальнего края стойки, допивавший свой коктейль «Авиация», удивленно поглядел на Фараона. Не меняясь в лице, валлиец вежливо пояснил:
— Мы налетели на айсберг, сэр и скоро все утонем. Или почти все.
— Айсберг? — несколько секунд мужчина оторопело смотрел на бармена, потом громко рассмеялся: — Ну вы и шутник! Всем известно, что «Титанику» всякие такие айсберги — как слону дробина.
— Как скажете, — покладисто согласился с ним Бриан. — Дробина, конечно. Еще одну «Авиацию», сэр? Как вам коктейль? Может быть, самую малость больше мараскина?
— Я бы предпочел чуть больше джина, — хохотнул мужчина. — Хотя коктейль просто замечательный, да, сэр.
Варфоломей протянул руку и, не глядя, взял с полки бутылку виски. Глянув на этикетку, он увидел, что держит Laphroaig Quarter Cask и невольно ухмыльнулся. Посреди моря пить «лафройг», в котором все напоминает о море — ирония судьбы. Островной скотч ухнул в горло и торфяной горечью растекся во рту.
— Нервничаешь? — остро глянул Фараон.
— Есть немного.
— Погоди, то ли еще будет через несколько часов, когда все поймут, что непотопляемый пароход на самом деле очень даже тонет, — тихо пробормотал валлиец.
Через несколько часов его предсказание, разумеется, сбылось.
Палубы превратились в ад, наполненный растерянными, орущими, рыдающими, кое-как одетыми людьми. Правда, перед этим Вар и Фараон заблаговременно вытащили из бара по-прежнему бесчувственного пинкертоновца и погрузили его в одну из спасательных шлюпок, заботливо накрыв брезентом. Когда они, осуществив это, без сомнения благородное дело, с чувством выполненного долга удалялись от шлюпки, их окликнули.
— Эй, вы! Что вы там делаете?
— Да что ж нас никак в покое не оставят? — вздохнул повар. Потом присмотрелся повнимательнее.
— А вы еще кто такой? — спросил он без особого интереса.
— Я? — задохнулся от возмущения высокий холеный мужчина. — Я, к вашему сведению, Джозеф Исмей, и я председатель компании «Уайт Стар Лайн»! Еще раз — что вы здесь…
Кулак Фараона врезался в челюсть известного бизнесмена, председателя, директора-распорядителя и человека, который принял решение о строительстве «Титаника». Джозеф Брюс Исмей мешком осел на палубу. Варфоломей удивленно ухнул по-совиному, быстро огляделся, потом подхватил безвольное тело и, крякнув от натуги, перебросил его в шлюпку, где Исмей сломанной куклой развалился прямо на укрытом брезентом агенте.