Приговоренный к власти
Шрифт:
Лешка кинул взгляд на километровый столб и заметил:
— До Каменска двенадцать километров. Мы едем туда?
— Наверное. За дорогу отвечает водитель первой машины. У каждого свои обязанности.
— Ты меня выманила из дому. А еще в чем твои обязанности?
— Следить, чтобы ты не выпрыгнул из машины.
— Надо понимать, у тебя оружие?
— Газовый баллончик. С боевым отравляющим газом. Но не надо до этого доводить. Хоть ты и везучий человек, но у каждого своя мера везения. Свою ты, пожалуй, уже исчерпал. — И неожиданно
Он подумал с минуту, насмешливо отметил, что ответ прозвучит высокопарно, но удержаться не смог:
— Генетически и исторической волей судьбы я от рождения приговорен к борьбе за власть! Это мой рок. И ничего тут не поделаешь. И ты, наверное, тоже приговорена быть профессиональной, специализированной шлюхой. Ты что-нибудь еще умеешь делать? Шить, скажем, вязать, нянчить детей? Ведь медсестра, переводы с финского — это вранье.
— Я умею делать свое дело. И делаю его, как ты убедился, неплохо.
Хватит разговоров, подумал Лешка, разговоры уже ничего не прояснят. Что она могла сказать и что знала, то сказала. Вот уже и мост через Каменку. И «УАЗ» поворачивает вправо, к поселку «Солнечный»! Это означало, что пора было подумать о безопасности своей шкуры. Через два-три километра они должны войти в рощу, и это единственное место, где был хоть какой-то шанс вырваться из схемы, созданной другими. Вырваться надо. Даже корова мычит и упирается, когда ее волокут на бойню.
— Подъезжаем? — нервно спросил Лешка.
— Насколько я знаю, да.
— У нас с тобой будет минута прощания?
— Простимся здесь.
— Хорошо. Прощай, без поцелуев.
— Как хочешь, прощай.
«УАЗ» не сбавлял скорость, хотя дорога сквозь рощу была неровной, местами ее корежили толстые корни деревьев. «Тойота» слегка приотстала — водитель жалел амортизаторы своей иностранной игрушки, а родной «УАЗ» пер, словно трактор. Лешка принялся медленно отставать от «УАЗа». Он лихорадочно вспоминал, на каком участке пути был достаточно крутой поворот. Поворот должен быть на самом выезде из рощи, не настолько крутой, чтобы называться «слепым», но все же давал какой-то шанс на отрыв. От предельного напряжения он даже забыл про сидевшую рядом Лану, она словно умерла для него.
Вся дорога через рощу вдруг вспыхнула и проявилась перед внутренним зрением Лешки с ослепительной точностью фотографии. Сейчас будет дуб, потом справа кусты, за ними просветится пойма реки и — поворот. Он сбросил газ еще немножко, и теперь до «УАЗа» было метров тридцать, но подсигналила сзади «тойота». Лешка прикинул, что «японка» менее опасна — там сидел народ при пистолетах, ну, быть может, у кого-то есть автомат. Но это все же лучше, чем крупнокалиберный и скорострельны пулемет в «УАЗе», под огонь которого попадать уж никак никому не рекомендовалось.
Приготовься, Леха! Вот он — дуб, вот кусты, а вот и «УАЗ» начинает забирать в поворот.
Он резко нажал
Кусты и недалекая река были справа по ходу движения, и Лешке пришлось обегать свою машину, чтобы сразу нырнуть в спасительную чащобу кустов. Но за три шага до них краем глаза он увидел, что Лана тоже успела выскочить из машины и метнулась за ним.
Из «тойоты» выбрались оба парня, и кто-то крикнул истерично, как перепуганный часовой у полкового знамени.
— Стой! Стрелять буду!
И тут же хлопнул выстрел — будто ребенок в ладоши ударил: на оружии был глушитель.
Еще шаг до кустов — но Лешка почувствовал, как руки Ланы обхватили его за плечи, как она рванула его назад — сильно, уверенно, тренированным движением.
— По ногам стреляйте, идиоты! — раздался чей-то крик, голос был знаком, да не было времени вспоминать его владельца.
Лешка упал на землю, увлекая за собой повисшую на спине Лану, перевернулся и с трудом поднялся. Она тоже, вцепившись в него и загребая ногами, начала вставать с колен, и совершенно непроизвольно Лешка принялся помогать ей.
Он увидел перед собой ее широко раскрытые серо-зеленые глаза, и внезапно левый глаз словно выплеснулся фонтанчиком крови в лицо Лешки.
Руки ее тут же ослабли, и она упала навзничь — уже близ лица, потому что пуля вошла ей в затылок и вылетела через глаз, не задев Лешку.
Его оцепенение продолжалось не более полусекунды, потому что он тут же почувствовал коротенькую, словно обжигающий укол иглы, боль под правым коленом, понял, что ему стреляют по ногам и пуля скользнула по коже, осознал, что приказ отдал голос Охлопьева, развернулся и прыжком нырнул в кусты.
Он полз в кустах, извиваясь змеей, слышал позади себя голоса и понимал, что ему не уйти, хотя бы потому, что местности он совершенно не знает, и потому, что невооружен, едва встанет на ноги, как ему их прострелят. Ох, недаром гоняли командиры лейтенанта Охлопьева вместе с рядовыми, приучая его преследовать роту егерей западногерманского бундесвера! Теперь он организует облаву профессионально, точно и быстро, используя наработанный опыт.
Лешка продолжал ползти, думая лишь об одном — надо оставить след, какой-то след, чтоб друзья имели хоть какую-то зацепку при его поисках. Они будут его искать — через день, через неделю, через год. Будет искать Журавлев, Алька, быть может — Араб.
Он сорвал с шеи галстук и сунул его в мох. Потом выбросил из кармана авторучку. Встал на нош, пригнувшись, сделал пробежку, приметил корявую березу, оглянулся, снова упал, сунув в корни березы бумажник.
Затем вскочил, пробежал в полный рост метров пятнадцать, успев сбросить с ног туфли и откинуть их в разные стороны.