Приговоренный к власти
Шрифт:
До Ярославского шоссе долетел за четверть часа, а там до Мытищ и вовсе рукой подать.
В Мытищах раза четыре постоял на красном свете, пересидел одну пробку, проехал городок насквозь и остановил машину напротив уже знакомого пикета ГАИ.
Он вылез из машины и прихватил пакет с бутылками. Нес их с таким видом, будто там колбаса и молоко детишкам на ужин.
Около стакана пикета, у края проезжей части, стоял младший лейтенант. Тот же немолодой майор, который утром останавливал Лешку, сидел внутри своего стеклянного кабинета и что-то писал, словно канцелярист-производитель, а не боец автомобильных дорог. Никакого народу в камуфляже и с
Лешка приоткрыл двери будки и сказал вежливо:
— Добрый день.
Майор оторвался от записей, покосился на Лешку и кивнул. По его глазам Лешка догадался, что майор его вспомнил и узнал. Иначе и быть не могло — у этих людей цепкая, тренированная память, она их и кормит. Но он все же спросил:
— Вы меня узнаете, товарищ майор?
— Много всяких ходют, — ответил тот со спокойной деловитостью и кивнул на стул, приглашая садиться.
На один свободный железный стул Лешка сел сам, а на спинку другого повесил свою сумку так, что бутыльцы едва слышно звякнули. Он знал, что слух у майора должен быть тонкий и опытный.
— У меня вот какое дело… Попросту хочу спросить: меня утром обыскивали по наводке? По доносу? История со сбежавшим солдатом при автомате из разряда сказок?
Майор внимательно посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на пестрый пакет, снял его со стула, одну за другой вынул бутылки и рассмотрел этикетки. Но молчал.
— Так как? — спросил Лешка.
— Хорошие напитки потребляешь, — одобрил майор. — Дело знаешь.
— Ага, — поддакнул Лешка. — На день рождения еду.
— Не перебирай там. Будет запах на обратной дороге, останешься без прав. Солдаты с автоматами, понятно, из частей убегают тоже. Но на этой неделе такого не было.
— Значит, сообщили номер машины? — негромко спросил Лешка.
— В столицу нельзя оружие ввозить. Автоматы, к примеру. Или пистолеты… ТТ. Мы за этим делом следим. И всякий сигнал должны проверять.
Он взял бутылку виски, пристукнул ею о стол, словно сказать хотел, что разговор окончен, а пакет с водкой повесил на место.
— Удачного дежурства, — сказал Лешка, подымаясь.
— Хорошо погулять, — майор углубился в свой журнал.
Лешка взял слегка облегченный пакет и вышел из стеклянного дворца.
Он добрел до машины и сел к рулю. Он понимал, что мчаться сейчас надо было не в Каменск, а в Болшево, мчаться до первого телефона-автомата и звонить Лане, чтобы найти ее и поставить все на место. Чтобы понять хотя бы такой пустяк: если уж она подставила его, сообщив по своим каналам, что он везет оружие, то почему не положила оружие в багажник, когда Лешка отказался его забрать? И вообще требовалась ясность во всем, начиная с августа девяносто первого, потому что все началось тогда. Он вдруг ясно понял: все, что происходило с ним сегодня, началось в те августовские дни, когда убили в видеотеке соседа-грузчика Авдюшко, продолжилось, когда Лешка защищал Белый дом, когда устремился останавливать вертолеты Топоркова, сел за решетку, вернулся, начал новую жизнь, а старая, прежняя, тянула и тянула из прошлого к нему свои цепкие руки. Или он сам, по собственной неосторожности потянулся к своему прошлому, которое следовало забыть. К прошлому, которое, быть может, — вдруг осенило Лешку, тянется не только в август 91-го года, а еще дальше, в годы его армейской службы. Иначе неясно, почему в его жизни опять всплывают Топорков, Охлопьев и все, что с ними было связано. А следовательно, сегодня, через час, по логике жизни, он наверняка
Лешка прикинул, как ему, не возвращаясь на Кольцевую, выехать на шоссе к Каменску, быстро сообразил, как будет короче, и сорвался с места.
Через час он миновал Каменск, прокатился по мосту, свернул на грунтовую дорогу, прорезал березовую рощу и уперся в железные ворота, украшенные надписью:
«Дачный поселок „Солнечный“».
Ворота он открыл сам, сам же и закрыл их за собой, нашел пятую линию и семнадцатый участок, около калитки которого и остановился.
Он не стал сигналить, потому что сквозь калитку тотчас вышел навстречу седеющий невысокий человек в летнем элегантном костюме стиля «тропикано», и был он настолько элегантен, вежлив и предупредителен, что Лешка подумал — ему бы очень подошло пенсне. Образ старозаветного интеллигента был бы завершен.
— Любомудров — это я. Дмитрий Дмитриевич Топорков сказал, что вы знакомы. А четвертый наш неожиданный соперник, Хохряков, сейчас подъедет.
— Появился и четвертый? — подивился Лешка.
— Да… Видите ли, в связи с отказом Рокотова ситуация стала зыбкой и многообещающей для многих. Хохряков представляет патриотическое движение, как они себя называют.
— Это которые в черных гимнастерках и портупеях?
— У него хватает ума носить цивильное платье, — уклончиво пояснил Любомудров. — Я подожду остальных, а вы пройдите в беседку. Там Топорков, чай-кофе, и если хотите, то кое-что покрепче.
Лешка увидел за кустами аккуратно рассаженной малины круглую, коническую крышу беседки и по тропинке, вымощенной кирпичом, двинулся к ней.
Он снова подумал, что идет в свое прошлое. Он был уверен, что, кроме Топоркова, встретит сейчас и Охлопьева, которому следовало бы многое сказать. Кто его ждет в беседке — друзья, враги или всего лишь официальные соперники по выборам, он не мог предугадать. Вряд ли друзья, но и не кровные же враги, в конце концов.
Он поднялся по трем ступенькам беседки, отодвинул завесу прошлогоднего плюща и увидел за круглым столом Топоркова и Охлопьева. Оба встали. Около минуты все трое разглядывали друг друга, молча, подозрительно, не зная, с чего начать и как общаться. Потом словно опомнились и разом торопливо поздоровались.
— Садись, Алексей, — дружелюбно сказал Топорков и сам тяжело опустился на скамью. Он заметно погрузнел, прическа проредилась, но оставался таким же властным и тело свое в пространстве располагал уверенно.
Охлопьев восторженно улыбался Лешке, будто бы встретил наконец после долгой разлуки родного брата-однополчанина.
Топорков был при мундире. Охлопьев — в джинсовом костюмчике.
Охлопьев потянул руку к бутылке коньяка и улыбнулся:
— Опять, Лешка, столкнула нас судьба-злодейка!
— Так ведь здесь столкнула, не в Вальпараисо, — так же легко ответил Лешка. — В Москве нас всего-навсего десять миллионов.
— Выпьем за встречу?
— По чуть-чуть. Я за рулем.
— Тачку имеешь?!
— Служебная.
Лешка все время ощущал на себе тяжелый, подозрительный взгляд Топоркова — тот угрюмо молчал и не спускал с Лешки глаз, словно хотел разглядеть в нем слабое место для сокрушительного удара.
— Как это, Алеха, тебя угораздило выдвинуть свою кандидатуру? — не унимался игривый Охлопьев. — Ты ведь вроде был далек от политики?