Приказ №1
Шрифт:
Вошел Щербин. Гарбуз ввел его в курс дела и предложил:
— Запиши, Василий Васильевич, рассказ гражданки, а затем направь с ней кого-нибудь из своих хлопцев — она покажет, где проживает мошенница.
Щербин кивнул:
— Запишу. Но пока на этом и все. Мне еще надо опросить двоих пострадавших. Ох и дался же нам этот Данила!
— Данила? — переспросила женщина и посмотрела на Гарбуза. — Я в том доме слышала это имя...
— В каком доме? — встрепенулся Гарбуз.
– Да у цыганки. — Женщина оживленно заговорила. — Понимаете, когда я сидела в комнате
Гарбуз и Щербин переглянулись. Что это — случайное совпадение или действительно след? Гарбуз, не выдавая волнения, попросил женщину:
— Ну и об этом подробно расскажете.
Щербин повел посетительницу к себе, а Гарбуз пригласил одного из сотрудников и протянул ему листок бумаги с фамилией, именем и отчеством Антонова:
— Срочно соберите все данные об этом человеке: адрес, образ жизни, друзья, вообще окружение.
— Есть!
Только после этого Гарбуз быстро оделся и вышел в коридор:
— Ну что, Антон Николаевич, заждались?
ЕГО ФАМИЛИЯ ВЕНЧИКОВ
Старший надзиратель был похож на старшего надзирателя: злобное и в то же время угодливое лицо, узкие масляные глазки. Он был немного ниже Гарбуза, и тот, здороваясь, не без иронии подумал о его совершенно лысом темечке: «Как озерцо среди зарослей».
Хозяин испытующе посмотрел на гостя и сухо пригласил проходить в дом. Подчиненному, Антону Николаевичу — ноль внимания, словно его и не было. Гарбуз присел на предложенный стул и представился:
— Я — заместитель начальника городской милиции Гарбуз.
Рускович злобно стрельнул глазами в сторону надзирателя: кого, мол, привел?
— У меня к вам, Иван Епифанович, дело.
— О делах я на службе привык говорить, а теперь... какие могут быть дела-то.
Гарбуз понял, что перед ним человек не просто злобный — он еще и враждебно настроенный к новой власти.
«Надо его на место поставить, иначе общего языка не найдешь», — решил про себя и жестко сказал:
— По тюрьме скучаете, Рускович? Не советую. Мы ведь еще персонально вашей участи не решали. Может статься, когда до этого дойдет, то возвратим вас туда, но только в другом качестве.
Его слова возымели действие. В масляных глазах бывшего старшего надзирателя мелькнул страх, торчавшие в стороны усы поникли, а полные щеки покрылись красными пятнами. Он совершенно другим, уже елейно-слащавым, испуганным голосом заговорил:
— Нет-нет, господин хороший, вы меня не так поняли. Я не то хотел сказать.
— Не знаю, что вы хотели сказать, но вижу: перемены, которые несет революция, явно вам не по нутру. Что ж делать, прошлого, увы, не вернешь. Поэтому
Гарбуза неожиданно поддержал молчавший до этого Антон Николаевич:
— Ты, Иван Епифанович, не ершись, не те времена. К тебе человек по делу пришел, а ты тут начинаешь...
— Да я что? — еще больше стушевался Рускович. — Я же ничего... Я...
Гарбуз решил воспользоваться его растерянностью и задал вопрос в лоб:
— Иван Епифанович, как фамилия заключенного, которого вы незадолго до того, как милиция взяла тюрьму под свой контроль, перевели из политического отделения в уголовное?
От него не ускользнуло, как сжался Рускович, как бросил испепеляющий взгляд на бывшего подчиненного.
— Они все знают, Епифаныч, — невинно проговорил Антон Николаевич, — так что не таись. Нас с тобой за это не осудят — некому. Их превосходительства, как мыши, по щелям разбежались.
Гарбуз требовательно повторил вопрос:
— Итак, его фамилия?
Рускович теперь уже почти навытяжку стоял перед Гарбузом и мямлил:
— Да, действительно, по указанию начальника тюрьмы и каких-то двух господ, по-моему, из жандармерии, мы перевели одного заключенного из политических в блок уголовников. Но вот как его фамилия?.. Ей-богу, не могу вспомнить.
— Не можете? — Гарбуз встал. — Что ж, придется вас посадить в одну из камер, из которой вы по приказу тех же господ выпустили уголовников. Авось вернется память.
Тут Рускович окончательно струсил. Он беспомощно посмотрел на Антона Николаевича и обреченным голосом сказал:
— Венчиков его фамилия. А вот имени и отчества хоть убейте — не помню.
— С какой целью его перевели туда?
— Не могу знать. Мы люди маленькие, что начальство прикажет — исполняем. Рассуждать, для чего что делается, нам не положено.
Снова вмешался Антон Николаевич:
— Слушай, Епифаныч, а куда девалась картотека содержавшихся в тюрьме людей?
— Тебе-то она зачем?
— Да не мне, а новой власти она нужна. Пойми, опасные преступники на свободе оказались. Они же могут и нас с тобой ограбить, а то и убить.
Рускович посмотрел на Гарбуза:
— Ей-богу, не знаю. Об этом надо спросить у начальника тюрьмы.
— Как выглядел Венчиков?
Приметы загадочного «политического» Рускович перечислял охотно и даже профессионально, не пытаясь, судя по всему, хитрить: видимо, понимал, что Антон Николаевич может уличить его во лжи.
— Что ж, спасибо и на этом, — сказал наконец Гарбуз.
Когда дом Русковича остался за углом, он остановился и протянул руку спутнику:
— А вот вам, Антон Николаевич, я очень благодарен.
— Ну что вы, не за что, — смущенно пробормотал тот.
— Нет-нет, вы нам здорово помогли. Но будет еще к вам просьба, Антон Николаевич: если что-нибудь узнаете об этом Венчикове или о его дружках, а также о картотеке — не сочтите за труд сообщить нам.
— Да-да, непременно. — Бывший надзиратель не скрывал радости. — Вам тоже премного благодарен... за доверие.