Приказ №1
Шрифт:
— А фигу они не хотят? — на ходу бросил Гарбуз.
— Конечно, не хотят, но они ее получат в виде этого самого заявления.
Он отпер дверь и тихо сказал Гарбузу:
— Обожди минутку, я разбужу Соню. Он прошел в спальню, зажег свет. Соня спала, свернувшись под одеялом калачиком. Вдруг стало жалко будить ее. Но что поделаешь, заявление к утру должно быть отпечатано, да и Мясников придет не в гости — надо срочно печатать Манифест.
Михайлов наклонился и губами прикоснулся к щеке жены. Соня вздрогнула, открыла глаза и, увидев мужа, обвила руками его шею:
— Пришел? Сейчас встану, напою тебя чаем.
— Я не один, Сонечка, со мной Иосиф.
— Обоих напою.
—
— Понимаю. Только ты ступай к Иосифу, я оденусь и приду.
Михайлов позвал из прихожей Гарбуза и проводил его на кухню:
— Вот, дорогой Иосиф, аппарат под названием печь, вот вода, чайник, дрова за печкой. Приступай, а мы пошли работать.
Гарбуз молча принялся возиться у печи, а Михайлов через несколько минут уже диктовал. Гарбуз невольно прислушался к его ровному, неторопливому голосу: «Ныне все более и более обнаруживается тенденция превратить милицию в административный полицейский аппарат типа старой полиции. Ей навязываются чуждые по существу функции политического сыска и органа политической борьбы... Губернский комиссариат делает определенные попытки подчинить милицию комиссариату...»
В этот момент в коридоре послышались шаги и вошел Мясников. Как всегда, аккуратный, подтянутый, бодрый.
— Вот они чем занимаются! — весело проговорил он. — Как будто нет дела более приличествующего данному времени и месту.
— Что ты имеешь в виду? — отвечая на рукопожатие, спросил Михайлов.
— Ну, сон хотя бы. Что вы тут сочиняете? — Мясников склонился через Сонино плечо и прочел то, что она успела напечатать. — Так, «работники милиции отказываются подчиняться представителям центральных властей и выполнение их требований считают для себя необязательным». Правильно. И еще обязательно напиши, Михаил, что работники милиции видят свою задачу в организации общественной безопасности и в поддержании революционного порядка, а отнюдь не в политическом сыске.
— Так и напишу, — мягко улыбнулся Михайлов. — А чтобы тебе не было скучно, пока я тут закончу, иди на кухню и помоги Иосифу готовить чай.
— Охотно! — ответил Мясников. Через минуту с кухни послышался его голос: — Эй, хозяева, а где заварка?
— В столике слева, — громко ответила Соня.
Вскоре Михаил Александрович закончил диктовать, прочитал текст и поцеловал Соню:
— Ни одной ошибочки! Ну что, пойдем чаевничать?
— Нет, давайте уж все разом. Что там у Александра Федоровича? Отпечатаю, накрою на стол, а сама, извините, пойду спать.
Михайлов громко позвал:
— Саша, твоя очередь.
Мясников начал диктовать:
— «Мы, как передовой отряд рабочего класса, стремимся к социалистическому строю путем твердой классовой борьбы пролетариата; мы сплачиваем рабочих, как единый класс, вокруг нашего верного знамени. Революционный класс должен иметь и революционную тактику. Соглашение с буржуазией, хотя бы временное, в корне вредит интересам пролетариата...»
К тому времени, когда Соня отпечатала подпись: «Минский комитет Российской социал-демократической рабочей партии большевиков», в кухне уже вовсю кипел чайник. Соня собрала на стол, а сама удалилась в спальню. Оказалось, что все изрядно проголодались: с аппетитом ели хлеб с салом, в сосредоточенном молчании пили чай. Но долго так продолжаться не могло. Поговорка: когда ем — глух и нем, не для людей, которых денно и нощно обуревают заботы. Первым не выдержал Гарбуз:
— Вчера ко мне приходил бывший надзиратель. — Он повернулся к сидевшему рядом Михайлову. — Тот самый, ты должен помнить, что помог нам выяснить фамилию Данилы. Так вот, он сообщил,
— Безобразие! — бросил Мясников. — Немедленно надо вмешаться.
— Я знаю, чем это вызвано, — отставил в сторону стакан с чаем Михайлов. — Вчера мне по этому поводу звонил Онищук. Дело в том, что и тюрьму, и многие казармы, и даже монастырские помещения готовят для содержания под арестом солдат, выступающих против продолжения войны.
— Это серьезно, — озабоченно сказал Мясников. — Они арестуют многих большевиков...
— И сделают это как можно скорее, — согласился Михайлов. — Поэтому я предлагаю утром направить нашего человека к Жихареву с письмом. Необходимо предупредить товарищей.
— Согласен, — кивнул Мясников и задумался. — Хотя не думаю, чтобы мы могли полностью избежать арестов. К тому же, насколько мне известно, в тюрьме и сейчас содержатся солдаты, арестованные якобы за дезертирство.
— У меня есть предложение, — нетерпеливо вмешался Гарбуз. — Воспользоваться тем, что в числе тюремных надзирателей будут наши люди, и организовать агитационную работу среди арестованных солдат.
— Неплохая мысль! — поддержал Михайлов. — А если еще узнать через Жихарева и других наших представителей в войсках фамилии арестованных солдат-большевиков, то мы можем наладить связь с этими товарищами, создавать из числа арестованных группы агитаторов и направлять их во фронтовые части.
— Да, к таким агитаторам будут прислушиваться, — кивнул Мясников. — Утром подберем человека и направим его к Жихареву. Но нам надо довести до логического конца и вопрос разрыва с меньшевиками, ведь формально «объединенка» продолжает существовать. Поэтому я предлагаю разработать специальный план общего собрания с меньшевиками. Комитет большевиков обеспечит явку всех своих членов, в том числе и представителей военных организаций гарнизона. Таким образом, мы сможем гарантировать подавляющее большинство на собрании «объединенки». От имени большевистской фракции выступишь ты, Михаил Александрович. Раскроешь сущность наших разногласий и предложишь проект резолюции о полном разрыве с меньшевиками. Собрание надо провести не позднее четвертого июня. Я понимаю, Миша, что тебе трудно подготовиться за столь короткий срок, но ты ведь только что прибыл из Петрограда, встречался с Лениным, слушал его выступление, получил необходимые материалы и инструкции. Тебе, как говорится, и карты в руки.
— Что ж, надо — значит надо. Будем готовить собрание, — сказал Михайлов и по-хозяйски осведомился: — Как вам понравился завтрак?
— И верно, — рассмеялся Гарбуз, — садились за стол ужинать, а встали после завтрака. Самое время приступать к работе.
Михайлова в его кабинете дожидался дежурный судья: хотел посоветоваться по не совсем обычному делу. Милиционер и какой-то пожилой крестьянин доставили в штаб милиции молодого парня. Крестьянин утверждал, что парень украл у него котомку, в которой были две буханки хлеба, кусок сала и почти фунт сахару.
— Понимаете, — говорил взволнованно судья, — этот парень, конечно, личность подозрительная, но в краже не сознается, да и улик — той же котомки с продуктами — тоже нет. Что делать?
— Милиционер подтверждает факт кражи?
— Нет, он привел подозреваемого по настоянию крестьянина.
— Ваше мнение? — спросил Михайлов.
— Может, задержать парня?
— Если у вас нет доказательств его вины, то нет и права его задерживать или арестовывать. Но тут случай особый. Давайте так: я позвоню Гарбузу, чтобы он или кто-нибудь из сотрудников уголовного отделения помогли вам разобраться.