Приказ обсуждению не подлежит
Шрифт:
Как удивились американцы, когда обследовали угнанный нашим летчиком советский истребитель: вся электроника была на лампах, а не на транзисторах, потому, наверное, и не ломалась. Вот и Марк был продуктом советской эпохи: сделан давно, но обогнать его удастся не скоро.
Просясь на допрос, «истребитель пятого поколения»
«вспомнил слова своего руководителя». И готовился продемонстрировать, чему научился за долгие годы диверсионной работы.
— Мне сказали — готовься получить минимум пятнадцать лет.
«Ну что ж, — равнодушно подумал Амин, как и многие сирийские военные хорошо разговаривающий
— Мы располагали данными, что арестованных повезут на место преступления. Мы должны были напасть на машины и отбить заключенных.
— Об этом ты уже говорил, — напомнил следователь, переворачивая несколько страниц дела, которое успел перечитать дважды. — На первом допросе.
Амин знал об этом, но не брал в расчет тот факт, что разговаривает с командиром диверсионной группы, прибывшей с заданием освободить пленников. Говоря языком оперативных работников разведки, Марк ввел фигуранта в заблуждение, заставил его поверить, что условия, созданные его оппонентом, возникли естественным путем. И эта оперативная комбинация сработала, этот комплекс действий сработал. Фигуранту-следователю не хватило фантазии представить, что диверсанты могли таким способом проникнуть на объект, да еще прихватить с собой оружие. А оно рядом, на первом этаже, в особом хранилище, комната номер 16. Туда по очереди ныряют следователи и цокают языками, глядя на современное вооружение.
А Марк, начиная подрагивать, как скаковая, от возбуждения, от скорой схватки, невольно начал валять дурака — то дали знать о себе нервы.
— Я еще об оружии хотел сказать. Те снайперские винтовки, которые мы отобрали на эту операцию, обладают такой точностью стрельбы, что их дальнейшее совершенствование представляется мартышкиным трудом…
Важных моментов было много. Один из них — время.
Судя по наручным часам следователя (было ровно одиннадцать вечера), Марк имел фору в полчаса. И в данное время тянул резину.
Жаль, не этот следователь допрашивал Марковцева, когда Мур-алай крушил арестованному ребра. Сергей возвратил бы долг тому арабу, когда, по его мнению, наступила пора переходить от психологии к прямым активным действиям.
Он поймал момент, когда Амин Хаммал, занятый бумагами, фактически вокруг ничего не видел. Из такого состояния быстро не выходят. Вначале нужно стряхнуть с себя удивление, потом оцепенеть. А чтобы затаенное дыхание вырвалось с криком наружу, нужны не мгновения, а секунды. Этого времени Сергею хватило на то, чтобы резким движением встать и под небольшим углом, удерживая равновесие за крышку стола, не обойти, а буквально обернуться вокруг него в стремительном вираже.
Оказавшись за спиной следователя, Марк захватил его шею локтевым сгибом и чуть приподнял. Свободной рукой бесшумно убрал из-под него стул и повалил придушенную жертву на пол. И, уже сидя у него на спине, захватил кистями обеих рук его подбородок и совместил два движения: запрокинул его голову назад, вверх и в сторону, а правым коленом сильно придавил в обратную сторону на область шейных позвонков.
Марк действовал очень быстро и походил на костоправа. Только этим достаточно сложным, но всегда действенным приемом он сломал своей жертве шею.
«Если тебя приводит один охранник,
Сергея привезла целая бригада. Но машина с военными, которые конвоировали арестованного, осталась на парковочной площадке. К следователю же его привел один человек, значит, один и придет. Но пусть их будет двое.
Марк легко обнаружил кнопку вызова караула, расположенную на внутренней стороне крышки стола. Чтобы не терять ритм, который набирал обороты, нажал на кнопку. Снял трубку внутреннего телефона и положил ее на стол. Стал справа от двери, приготовив еще и фактор неожиданности: мертвого следователя, лежащего у своего стола.
Охранник, открыв дверь, замер, широко распахнутыми глазами глядя на труп Амина Хаммала. Марк с коротким замахом ударил его ребром ладони в шею. Тут же захватил голову противника рукой и втащил в кабинет. Ударил его в подколенный сгиб и скрутил голову.
Пистолет он оставил при мертвом охраннике — без глушителя он бесполезен, угрожать им — рискованно: в ответ можешь получить вопль, который разнесется по всему изолятору. Единственная вещь, которая была нужна Сергею, — это приличный нож, крепившийся на поясном ремне тюремщика. Нож оказался кинжалом — короткий клинок с двусторонней заточкой, — что порадовало Марковцева.
Прежде чем шагнуть из кабинета Амина Хаммала, Сергей мысленно представил участок следственного изолятора, который ему предстояло пройти. Справа короткий коридор и всего два кабинета — следственный и моральной ориентации. Сразу за поворотом, который выводил в западное крыло следственного изолятора, находится пост. Место, с точки зрения тюремщиков, для него выбрано неудачно. Для Марка же это был оптимальный вариант — повернул за угол и лицом к лицу столкнулся с охранником.
Он опустил «собачку» на замке и захлопнул дверь.
Подергал: язычок держал хорошо.
Сергей при всем желании не смог бы дать определения своему состоянию. Если дрожь и была, то где-то далеко внутри. Она была тем генератором, который не давал заглохнуть основному мотору. Была призывом, за которым неотступно следовал Марк. Была чертой, по обе стороны которой… Нет, не смерть, о смерти Сергей вообще не думал, он давно понял, что только последующий шаг подскажет, какой код заложен в судьбу. Единственный код на этом свете, который не поддавался никакому взлому, никакой программе.
Он есть у каждого — Сергей в этом не сомневался, потому, наверное, так часто шел на риск.
У Марка внутри была заложена природой своя ритмика, свой мотив, своя музыка, и он двигался под нее и только под нее, абсолютно наплевав, что о нем думают окружающие.
Тем, кто не слышал музыки, танцующие казались безумными.
Это про Марка.
Про Стофферса.
Про Макса Мейера, Сергея Иваненко. Про каждого на этой земле. Каждый не только нормален, а абсолютно нормален.
Абсолютно нормальный Марковцев, зажав рот караульному, вооруженной рукой сделал три или четыре коротких движения, перерезая горло и встречая неожиданное сопротивление — словно не горло перерезал, а пилил мослы или вскрывал консервную банку. Несмотря на всю закалку, к горлу Сергея подкатил ком.