Приказано поступать по совести
Шрифт:
Но ни сами солдаты, никто из командного состава до последнего не верили, что может начаться война. Однако, когда в районе десяти часов утра, появились сообщения о том, что блокпосты на государственной границе уничтожены, комбат Ионеску понял: "Началось".
Не прошло и часа, как в городе раздались первые взрывы. Едва ли бригада была поднята по боевой тревоге, как в небе над расположением возник рой из нескольких десятков дронов-камикадзе. Существенного ущерба налёт не нанёс: потери в личном составе и бронетехнике были минимальны, разрушения были
Однако суть атаки крылась в другом. Противник направлял усилия не на то, чтобы нанести бригаде ущерб, а на то, чтобы ввергнуть личный состав в панику и развалить последнее боеспособное соединение изнутри. Однако, вопреки ожиданиям, враг своего не добился.
Срочники оказались устойчивы эмоционально и быстро взяли себя в руки, не став придаваться панике.
Майор Ионеску отчаянно пытался связаться с полковником Белозёровым, однако все попытки были тщетны. Военная база на телецентре оказалась уничтожена, главный офис Службы Информации и Безопасности молчал ещё со вчерашнего вечера. Из всех имеющихся данных, командиры батальонов сделали вывод, что город потерян, а единственные глаза и уши в Кишинёве - разведывательные БПЛА.
В первый час в город были посланы десятки малых разведывательных дронов, однако не один не вернулся - в городе действовали средства РЭБ противника. Адекватно оценить происходящее в Кишинёве не представлялось возможным.
А тем временем полковник всё не выходил на связь, а потому Ионеску принял решение связаться с министерством обороны для получения дальнейших указаний. Однако и там комбат услышал лишь тишину. Министерство обороны молчало.
Командиры ждали приказа, а потому бойцам не оставалось ничего, кроме как не покидать базу и ждать.
Радиоэфир разрывался тысячами голосов. Они кричали, стонали, плакали, молили о помощи. Моральный дух у бойцов был на дне. Хотелось помочь, сорваться с места, взять в руки оружие, завести всю имеющуюся в распоряжении бронетехнику и на всех парах поспешить к городу, на помощь мирным людям, коих страна бросила на произвол судьбы. Оказавшись лицом к лицу со смертельной опасностью, они были обречены. И от того солдатам становилось ещё горче. Сейчас, когда они - те самые несколько сотен молодых парней - единственные, кто может спасти миллионы людей от пришедшей беды, им оставалось лишь ждать приказа от вышестоящего командования.
А приказа всё не было. Правительство и министерство обороны хранили молчание. Ни экстренных заявлений, ни введения военного положения, ни призывов сохранять спокойствие. Вообще ничего...
– Товарищ майор, разрешите обратиться!
– обратился молодой сержант к высокому коренастому комбату.
– Разрешаю.
– отозвался майор Ионеску.
– Есть весточка от министерства? В городе бои уже третий час идут! Нужно же что-то делать!
– Правильно!
– Нельзя же просто сидеть, сложа руки!
Послышались недовольные
От ответа увильнуть было нельзя. Солдаты ждали разъяснений хотя бы от отцов-командиров.
– Министерство обороны молчит, - тяжело вздохнул майор, - полковник Белозёров не выходит на связь уже больше двух часов.
– И что же всё это значит?
– вопрошали солдаты, сверля комбата взглядами.
– Ждать, парни, ждать...
– тихо, с горечью в голосе сказал Ионеску.
Ивана с Олегом, молча слушавших комбата, насквозь пронзила страшная мысль о том, что даже командиры не имеют ни малейшего понятия о том, что же делать. И всё, что им оставалось - это с ужасом и гневом слушать радиоэфира, который по-прежнему разрывался криками боли и страданий, что звучали одинаково на всех языках.
Но вот, неожиданно для всех, в помещение, запыхаясь, влетел полковник Белозёров.
– Ионеску! Командиров батальонов и ротных ко мне!
Майор тут же засуетился, однако особого приглашения никому не требовалось. Вслед за полковником, в казарму вошли командиры 2-го и 3-го батальонов, а ротные сразу же окружили комбрига, приготовившись внимательно слушать его.
– И так, товарищи командиры, - тяжёлым голосом начал полковник, - обстановка в городе хуже некуда! Главные улицы уже контролируются врагом.
– А как же военная база на Телецентре?
– вопросил один из ротных.
– Её уничтожили ещё утром.
– пояснил Ионеску.
– Наших сил в городе больше нет.
– добавил Белозёров.
– А кто же тогда ведёт бои?
– спросил майор.
– Организованного сопротивления не было с самого начала. Сопротивление имеет очаговый характер, бои ведут полицейские и остатки наших сил, базировавшихся на Телецентре.
– А что министерство обороны?
– одновременно задали вопрос все командиры.
– Нет больше министерства!
– отрезал комбриг.
– Как это?
– посыпались на него многочисленные вопросы.
– А вот так вот! Бросили они нас! Грёбаные чинуши!
– прорычал Белозёров.
– Товарищ полковник, объясните, что значит "бросили"?
– не отступали ротные. Ситуация становилась всё запутаннее и офицерам также, как и бойцам, были нужны ответы.
– Приказов нет, потому что нет больше министерства обороны! Они сдали страну, а сами в Европу сбежали! Бросили нас здесь на произвол судьбы!
– С чего вы это взяли?
– не веря, спросил майор Ионеску.
– Ты правда думаешь, что если бы министерство продолжало функционировать, оно бы сидело, засунув язык в жопу и смотрело бы, как умирают люди? Думаешь зря они загнали все войска куда подальше на север страны на пресловутые учения?
– Вы хотите сказать, что нас...предали?
– осторожно уточнил один из ротных.
– Выходит, что так.
– обречённо подтвердил Белозёров
– И что же нам делать?
– вопрошали ротные - Нельзя же бездействовать, пока в Кишинёве гибнут наши граждане!