Приказано поступать по совести
Шрифт:
– Прости нас, сынок...
– невысокий майор, бывший в преклонном возрасте, видимо, чувствовал свою вину в том, что Еву постигла такая участь.
Больше я не произнёс ни слова, и, молча пожав руку офицеру, покинул его кабинет. В соседнем кабинете я вне очереди получил продуктовый набор, которого должно было хватить на неделю. И вот, с тяжёлым пакетом в руках, я брёл по коридору в направлении выхода, как вдруг услыхал многочисленные голоса, доносившиеся из фойе. Я поспешил туда, в то время, как голоса становились всё громче, а иногда и перерастали в крики.
Посреди светлого фойе
– Граждане, прошу, разойдитесь!
– на русском говорил один из солдат, выставив руки вперёд.
Но люди его не слушали, продолжая повторять одно и то же. Один пожилой мужчина из толпы крикнул:
– Они убили моего сына! Дай мне автомат, боец, я сам его расстреляю!
Толпа бурными овациями поддерживала старика. Я не смог остаться в стороне и поспешил в самую гущу событий, бросив пакет на пол. Пусть я и был немаленький, но каким-то образом мне удалось проскользнуть сквозь толпу, оказавшись лицом к лицу с американцами. Русские солдаты с недоумением посмотрели на меня, но, поняв, что я не представляю угрозы, успокоились.
А я лишь смотрел в глаза американцев. Глаза их полнились страхом, непониманием. В душах я злобно усмехнулся.
– Что, страшно тебе, сука?
– тихо спросил я у того, что был ближе ко мне.
Он лишь продолжал испуганно смотреть на меня. Поняв, что ответа мне не дождаться, я продолжил:
– Зачем же ты пришёл сюда, американец, раз тебя так колбасит?
– У меня семья...
– мямлил он на английском.
– Семья у тебя!
– злобно усмехнулся я - Знаешь, а ведь у меня тоже была семья! И друзья у меня были! И знаешь, где они все? В могиле!
– закричал я.
Он задрожал ещё сильнее, глядя на мой взгляд, пылавший праведным гневом.
– Знаешь, что сделали с моей сестрой твои товарищи! Изнасиловали, а потом убили! А ведь ей было всего пятнадцать! А пацаны мои вам что сделали! За что они погибли, даже не закончив школу?! За какое зло?!
– меня было не остановить.
Все находившиеся в фойе молча смотрели на меня, не издавая ни звука. На глаза американца, которого я сверлил взглядом, навернулись слёзы.
– Что же ты плачешь, маленький?! Думал, что только вы, пендосы сраные, можете причинять боль другим, уничтожать целые народы?! Хрен вам! Мы ещё повесим тебя и всех твоих друзей за то, что вы с нами сотворили!
– Прости...меня...
– сквозь слёзы выдавил он.
Я уже было развернулся и собрался уходить прочь. Но его слова остановили меня на пару мгновений. Я вновь обернулся к нему и злобно бросил:
– Поздно извиняться. Живи теперь с этим.
Я поспешил покинуть здание временной администрации и как можно быстрее направился домой. Меня распирало изнутри. Боль, гнев, горе, злоба. Все эти чувства перемешались внутри меня, выдавливая из меня остатки человеческого. Мне хотелось лишь одного - убить их всех!
***
27 декабря 2025 года.
Сегодня ночью я проснулся от
Город горел россыпью огней, в небе кружили вертолёты. Снова заснуть я не смог, тревожные мысли грызли меня изнутри. Посему оставшиеся часы перед рассветом я провёл на кухне в гордом одиночестве.
Когда же свет возобладал на тьмой и солнце осветило своими лучами просыпающийся город, я вылетел из квартиры, направившись вперёд, по разрушенным улицам. Внутри меня закрепилась уверенность в том, что сегодня мне наконец-то удастся обуздать бурю чувств и эмоций, поставить точку на хаосе, царившем у меня в душе, и двигаться дальше, зализывая раны. Для этого я должен был исполнить последнюю волю своих падших товарищей.
На центральной улице не было ни души. По пути мне встретился лишь один армейский блокпост, на котором мне пришлось предъявить документы, да пройти быстрый осмотр. По окончанию сего мероприятия я свернул во дворы. Во дворах, где было не встретить ни одного живого человека, меня постигало ощущение того, что город вымер, однако это было недалеко от истины.
От миллиона человек, живших в городе до войны, в Кишинёве осталось чуть больше двухсот тысяч. Дома опустели, на улицах более не было такого количества людей, как раньше. За последние несколько дней в городе стало по-настоящему тихо - стих гул моторов. На дорогах почти не было машин, редко ходил общественный транспорт. И тем не менее, город продолжал жить. Через час на улицах вновь появятся строительные бригады, разбирающие завалы и восстанавливающие то, что ещё можно восстановить. Примерно тогда же люди выйдут на улицы, дабы направиться по своим делам: кто на работу, кто за гуманитарной помощью, а кто-то и в тренировочные лагеря.
Наконец, мои бесконечные плутания по дворам подошли к концу, и я остановился у серой девятиэтажки, что была похожа на сотни тех, коими был устроен весь город. Раньше здесь жил Вадик. Дверь нужного мне подъезда оказалась распахнута, и я беспрепятственно вошёл внутрь, вглубь тёмной парадной. Штукатурка осыпалась со стен, виднелись вмятины от пуль. Похоже, нога захватчиков ступала по ступенькам и покрытиям этого дома.
Минуя лестничные пролёты, я поднимался на пятый этаж. Я чувствовал, как дышал смертью этот дом. Чувствовал, что жизнь покинула его во время тех страшных событий. И наконец, заветная тяжёлая деревянная дверь. Замок был прострелен. Я легонько толкнул дверь и проплыл внутрь.
В тесной двухкомнатной квартире царил самый настоящий беспорядок. На полу засохла грязь, вся мебель была перевёрнута, шкафы были распахнуты. И ни единой живой души.
Я несколько минут бродил по квартире, силясь понять, что же здесь произошло. Вдруг, я услышал шорох, донёсшийся со стороны входной двери. Я вышел в коридор, и увидал в проходе невысокую худую девочку, бывшую, по-видимому, ровесницей Евы.
– Вы кто?
– с подозрением и даже опаской спросила темноволосая девочка, похлопав зелёными глазами.