Приключения 1968

Сопельняк Борис Николаевич

— Вот девки ахнут, когда я им завтра расскажу. Представляю!..

Леночка выбрала, как ей казалось, самый что ни на есть интересный вопрос:

— Александр Викентьевич, а почему вы вдруг пропали?

— Уж очень хотелось преступникам навести милицию на мысль, что убийство совершил я. Вот Шахов и придумал, чтобы я помог им и «скрылся». Чудесно провел время на Рице!

— А платок?

— Подбросили. Только я уже был предупрежден, — ответил Друянов.

— Кто же вы по специальности? — Леночка решила до конца использовать представившуюся возможность.

— Я?

Адвокат. Хотел здесь отдохнуть и поработать. У меня через два месяца в Москве тяжелейший процесс.

— И как вы их защищать можете? — вмешалась в разговор Зоя. — Приходько тоже защищать будете?

— Как бы тебе ответить без громких слов? — Друянов вертел в руках чайную ложку и разглядывал ее с таким удивлением, словно никогда раньше не видел. — В человеке, каким бы преступником он ни был, есть что-то здоровое, всосанное с молоком матери. Наша задача — счищать грязь. И выяснить, где и как человек подцепил эту заразу. Чтобы создать противочумную вакцину, врачи копались в самых опасных очагах болезни. Так и мы — милиция, прокуроры, адвокаты — лезем в очаг. Заболеть сами мы не можем, но молоко за вредность нам давать следовало бы, не правда ли?

Друянов посмотрел Леночке в глаза, потом перевел взгляд на Зою.

— Что молчите? Чистят, чистят такого неандертальца — ну, словом, полудикого человека. Адвокат — с одной стороны, следователь — с другой. Темнота и вонь. Уже никаких, кажется, шансов нет — и вдруг… — Друянов сделал паузу и стал разминать папиросу.

— Что, что вдруг? — в один голос зашептали Леночка и Зоя.

— Нет-нет да и блеснет у него что-то человеческое. Тогда хватай и тяни. Адвокат тянет. Следователь тянет, судья тоже тянет. И, как в сказке, нет этого полудикого неандертальца, а стоит человек. Слабенький еще. Качает его на рахитичных ножках. Зависть, злоба, какие-то обиды неизвестно на кого и за что крутятся вокруг него. Но раз появился человек — значит, полдела сделано.

ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ

Конвой увел Приходько и Поддымова. Следователь прокуратуры дописал протокол и тоже ушел.

Виктор укладывал в сейф плотные пачки иностранной валюты, извлеченные из портфеля Приходько и из книги Поддымова.

Сергей сидел на подоконнике.

Шахов — за столом, ждал телефонного звонка.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Москву дали быстро. Шахов доложил начальству результаты.

— Хорошо, — сказала Москва, — встречаемся завтра во Внукове в одиннадцать тридцать. Билеты получите у дежурного администратора по аэровокзалу в семь утра.

Разъединившись с начальством, Шахов снова попросил Москву и назвал свой домашний телефон.

— Мишенька, — услышал он мамин, нарочито спокойный голос, — как ты там, сынок?

— Купаюсь, загораю. Как все и положено на курорте.

— Береги себя… — Голос матери предательски зазвенел.

— Даже неудобно, мать. — Шахов старался говорить как можно строже. — Я же тебе объяснял: еду копаться в архиве. Обюрократился здесь совсем. Нарукавники

завел. Шутка ли, по десять часов за столом, не разгибаясь. Завтра буду дома.

— Конечно, Мишенька, конечно, это я так. Тут у меня Ольга трубку вырывает:

— Шахов, — жена, волнуясь, всегда называла его по фамилии, — ты у меня дождешься… Позвонить трудно, да?

— Ладно, маленькая, не шуми. Завтра вечером увидимся, — сказал Шахов и долго слушал семейные новости: дочке привили оспу, мать безобразничает — рвется стирать, из-за этого вчера был скандал…

Шахов сказал тихо «целую» и повесил трубку.

— Псевдоним мы вам придумали — «Приятель», — услышал он голос Виктора. Пока он говорил по телефону, Виктор что-то рассказывал Сергею, а тот, засучив рукава, возился со своим портативным передатчиком.

— Ваши странные взаимоотношения нас совсем с толку сбили, татуировка была последней каплей.

Шахов кашлянул и подмигнул Сергею.

Шахов гордился своим другом. Без отца с рождения, а с семи лет круглый сирота, Сергей прошел трудный путь. Улица, голод и воспитательная колония. Завод и школа рабочей молодежи. И наконец, от постового милиционера до старшего оперативного уполномоченного управления МУРа. При этом Сергей оставался жизнелюбом и весельчаком, скромным, даже застенчивым парнем.

Сергей убрал антенну, задернул «молнию» футляра и смущенно сказал:

— Сколько у меня уже было неприятностей с этой татуировкой. Однажды из училища едва не отчислили.

— Сейчас, кажется, это выводят, — сочувственно сказал Виктор.

— Точно, — добавил Шахов. — А заодно ты, Сережа, и волосы покрась в приличный цвет.

— Да что же мне?.. — возмутился было Сергей, но Виктор протестующе поднял руки и сказал:

— Все. Пошли к морю, товарищи. Надо же вам выкупаться перед отлетом.

Глава седьмая. Шахов и Сергей в Москве

«Три года назад в Москве была выявлена группа валютчиков. Подводя итоги проделанной работы, в уголовном розыске было высказано аргументированное предположение, что скромный агент Госстраха Казаков является одним из активных членов шайки. Однако все подследственные категорически отрицали свою связь с Казаковым, и прямых улик против него не было…»

Шахов перестал писать и отложил ручку.

— Привет, Миша! — сказал Сергей, входя в кабинет. — Ты у меня молодец. Вчера актер, сегодня писатель.

Шахов окинул приятеля оценивающим взглядом. В курортном наряде Сергей был некрасив и неуклюж. Сейчас, в синем форменном кителе, поблескивая капитанскими погонами, он словно сошел с рекламного проспекта «Аэрофлота».

— Идет тебе форма, болтун. Садись и пиши авансовый отчет. — Шахов подошел к сейфу и вынул пухлый пакет. — Это все документы. За меня, соответственно, напиши тоже.

— Слушаюсь, товарищ майор. — Сергей сделал серьезное лицо и щелкнул каблуками. Потом снял китель, повесил его в шкаф и сел за стол. — А ты что будешь делать?