Приключения человека, похожего на еврея

Ждан Олег Алексеевич

Дескать, да, к сожалению, я слабо верующая, но перекреститься перед важным делом всегда хорошо. Может быть, это было связано с беременностью.

Вот и перед поездкой на Белое озеро она трижды истово осенила себя.

Поехали. День будний, людей на берегу мало, тишина — первозданная. Стройные сосны вокруг, дно — мелкий белый песок. Правда, у берега мелко, но Кате это как раз по душе, она с явным удовольствием ходила по мелководью, а я стоял на берегу, глядя на нее, и тоже наслаждался — тем, какая красота вокруг нас, тем, какая у меня прекрасная, милая, нежная жена. И такое благолепие вокруг. Разожгли мы маленький костерок, насадили

на прутья ольхи кусочки сальца с хлебом. Что ж, никак не хуже, чем шашлыки из баранины, если хочется есть.

Слава в вышних Богу, и мир на земле и в человецех благоволение. Казалось бы, живи и наслаждайся, но нет. Мелкие мысли не дают покоя. Не мысли даже — мыслишки. Например, хватит ли бензина на обратный путь? Конечно, заправиться можно и по дороге, но денег у меня почти не осталось. Это и подтачивало мое праздничное настроение.

Когда неверующие люди обращаются к Богу? Когда попадают в сложное положение, будучи не в силах справиться с ним. Вот и я: не могу. У меня нет денег. Об отношении Иисуса Христа к деньгам мы знаем. Лучше помалкивать. Но не просить же у Бога бензина? И если просить все же, то сколько? Литра два-три, чтобы дотянуть до города, или уж если просить, то полный бак?

А может, попросить устроить меня на работу? Тоже смешно.

А еще мелькнула мысль попросить Его принародно наказать тех политиков, что довели меня до такой жизни, что разрушили великую страну. Да, в долгосрочной, как говорится, перспективе это было бы хорошо, но как мне жить сегодня, сейчас?

Господи, помоги! — мне казалось, что воскликнул я внутренне, но Катя испуганно спросила: что случилось? Она шла к берегу, я бы сказал, как Венера, если бы, конечно, не заметно округлившийся живот. Беременная Венера — это, конечно, не классика, а что-то иное. Но — не хуже.

— Что ты просишь? О чем ты?

— Бензина у меня мало. Может не хватить до города.

— А-а. — разочарованно протянула она. То есть подумалось ей — я взывал о спасении, воскрешении и вечной жизни, а бензин. Какая-то мелочь. Повернулась и опять пошла к воде. Потом она лежала на слабом августовском солнышке, подставив лучам живот, и никакого беспокойства не замечалось на лице. Это и вообще характерно для нее: не думать о возможных неприятностях, пока они далеко. Вот кончится бензин, станем на дороге — тогда и помолимся. Беременность еще и усугубляла эти ее черты. В конце концов я тоже отвлекся от таких размышлений — будь что будет, и заставил себя думать о другом, о действительно более важном. Смотрел на Катю, на ее живот и думал: неужели в ней в самом деле ждет своего часа маленький человечек? Как это все же удивительно, хотя и случалось-повторялось миллионы и миллиарды раз.

А все же хорошо быть безработным — никаких забот. Ну а завтра и послезавтра. Что ж, Бог даст день, Бог даст пищу.

Удивительный был день. Запомнился на всю жизнь.

Что касается бензина, его хватило. Ехали хорошо, звучала приятная музыка, кажется, Джо Дассен, которого обожала Катя, успокаивала, убаюкивала. Бензина хватило. То есть, его не хватило бы, если бы. Короче, подъезжая уже в полной темноте к Минску, я услышал крик Кати: «Ты спишь!?» И через мгновение машина ударилась в придорожный столб.

Сейчас вошло в моду слово шок. Поменялись ценники в магазине — «Я в шоке!» Обидел на работе начальник — шок! Наступили на мозоль в автобусе — шок! Но вот и истинное значение: я сидел в разбитой машине и абсолютно не понимал, что произошло.

О,

сколько я видел аварий на улицах города, или по телевизору, или слышал в рассказах друзей-автомобилистов. Казалось, все это не про меня, со мной такого не будет, не может быть. Машина у меня в исправности, шины почти новые. Да, кто-то может въехать в меня, может создать аварийную ситуацию, но я — нет, я вожу авто хотя и быстро, но осторожно, и уж никак не засну за рулем.

Мы были привязаны ремнями безопасности и не пострадали. Все ж таки не зря перекрестилась Катя перед дорогой. Ну а машина. Пришлось продать на запчасти, все равно денег на ремонт не было и держать разбитую негде. Так что денежки появились. Что касается автомобиля. Что ж, автомобиль — это, собственно, баловство. Метро, автобус, троллейбус не хуже. Да и пешком хорошо.

Первым делом я возвратил долг Ване.

«Устроился на работу?» — удивился он. А когда рассказал о характере моего богатства, Ваня вдруг задумался, а потом сказал: «Ты. если такая история и появились деньги. Может, одолжишь долларов двести. Сам понимаешь, рожать скоро. Коляска нужна, кроватка.» Я с удовольствием достал кошелек. «А может, триста?» Приятное ощущение, когда небрежно вручаешь такую сумму. Чувствуешь себя человеком.

Между прочим, денежки полетели со скоростью звука. Во-первых, мы сами сделали косметический ремонт квартиры. Обои купили немецкие, то есть дорогие, поменяли раковину на кухне, купили микроволновку, хорошую ванночку для ребенка. И скоро пришло время, когда я подумал, что было бы хорошо, если бы Ваня возвратил. ну хотя бы сотню. Но даже намекнуть ему об этом я не мог. Да и где он взял бы такую сумму? Ого, сто америкосов!.. Опять пришлось идти в «Интердайджест» за сахарной косточкой. А животик у Кати рос.

— Как ты думаешь, — спросила как-то Катя, — мы с тобой не разведемся?

— Что за глупости?

Она захихикала, понимая, что — глупости. По крайней мере, пока. Тем не менее, продолжила:

— Ну, в голову тебе такое не приходило?

— Что с тобой?

Как курочка, склонив голову набок, она с улыбочкой ждала ответа.

— Развод грозит всем. Но мы еще не выполнили первую семейную программу.

— Какую?

Была да и осталась у нее эта манера: доставать, то есть добиваться какой-то ясности, когда, казалось бы, всем уже все ясно. Не от моего ли жалкого положения возникли у нее эти вопросы? Не от сравнения ли нашей теперешней жизни с жизнью ее более удачливых подруг? Вообще-то такие вопросы мне были знакомы. Не лучше ли, однако, просто отложить их решение на потом? Даст Бог, сами по себе станут неактуальны.

— Программа проста, — сказал я и кивнул на ее живот.

Такой ответ Катю удовлетворил. Если учесть, что женщина существо семейное и разрушение семьи для нее катастрофа, то, возможно, ради такого моего ответа и задавала свой глуповатый вопрос.

Мы с Ваней земляки, или, как говорили сто или двести лет назад, соземцы. Но я жил в малом городке, а он в деревеньке поблизости. У меня особых музыкальных пристрастий не было, а Ваня играл сперва на гармошке, потом на баяне. И хотя был самоучкой, играл неплохо. Даже здорово. Как на мой взгляд, так на гармошке даже лучше — веселее, азартнее, хочется сказать — злее. Однако все это было в прошлом, и я очень удивился, когда узнал, что и баян, и гармошку он сохранил.