Приключения Джона Девиса

Дюма Александр

– Наказать и его! – произнес капитан.

Так как ситуация была сомнительной, то, избавляя Дэвида от наказания, он обвинил бы лейтенанта. После этого никто не посмел сказать ни слова, сержант прочел вслух приказ, экзекуция началась. Матросы, привыкшие к этому наказанию, вытерпели его более или менее мужественно. Боб был предпоследним; когда очередь дошла до него, он разинул рот, как будто что-то хотел сказать, но, подумав немного, решил сделать это позже. После двадцатого удара Боб встал. Видно было,

что он хочет говорить, и все замолчали.

– Вот о чем я хотел просить, ваше благородие, – сказал Боб, обращаясь к Стенбау, – раз уж я здесь, прикажите вместо Дэвида высечь еще раз меня.

– Что ты, Боб? – вскрикнул цирюльник.

– Не твоя очередь, молчи, – ответил Боб с досадой. – Я буду говорить. Не наше матросское дело, ваше благородие, судить, виноват он или нет, только я говорю, что если ему зададут двадцать ударов – таких, какие ввалили мне, – то он ноги протянет, и жена его останется вдовой, а дети сиротами.

Боб сошел, не говоря больше ни слова, и Дэвид занял его место. Плеть поднялась и упала, и девять ремней отпечатались синяками на плечах несчастного; раздался второй удар, и девять других полос скрестились с первыми, при третьем ударе кровь выступила каплями, при четвертом…

– Довольно! – сказал капитан.

Мы вздохнули, потому что у всех дыхание было стеснено. Дэвиду развязали руки, хоть он ни разу не вскрикнул, однако был бледен, как умирающий, и, обращаясь к капитану, сказал:

– Дай вам бог здоровья, капитан, я не забуду ни о милости, ни о мщении.

– Не забывай только своих обязанностей, – сказал капитан.

– Я не матрос, – произнес Дэвид глухим голосом, – я муж и отец, Бог простит меня, что я не исполняю теперь обязанностей мужа и отца, – это не моя вина.

– Отведите наказанных в трюм и скажите доктору, чтобы он осмотрел их.

Боб подал руку Дэвиду.

– Спасибо, любезный друг, я и сам сойду, – сказал тот.

Глава X

Часа через два после этого я сошел в кубрик. Дэвид сидел на своей койке. У него была горячка. Я подошел к нему:

– Ну что, брат Дэвид, каково тебе?

– Хорошо! – сказал он отрывисто, не оборачиваясь.

– Ты не знаешь, с кем говоришь. Я Девис.

Дэвид обернулся.

– Мистер Девис, – сказал он, поднимаясь на одной руке и устремив на меня глаза, которые блестели от лихорадки, – мистер Девис, если вы точно мистер Девис, – вы мой благодетель. Боб сказывал, что вы просили капитана выпустить меня из тюрьмы. Без вас я бы вышел оттуда не раньше других, и мне не привелось бы в последний раз взглянуть на Англию… Воздай вам Бог за это!

– Полно отчаиваться, брат Дэвид, ты еще увидишь Англию и по-прежнему заживешь с женой и детьми. Капитан наш – человек прекрасный, он обещал, что отпустит тебя, как только

мы вернемся.

– Да, прекрасный человек! – сказал Дэвид с досадой. – А позволил этому злодею лейтенанту бить меня, как собаку… А ведь капитан-то знал, что я ни в чем не виноват.

– Он не мог совсем избавить тебя от наказания, любезный друг, на службе старший всегда прав – это первое правило дисциплины.

Видя, что мои слова не успокаивают, а, напротив, только злят его, я подозвал Боба, который сидел на свернутом канате и потягивал водку, выданную для примочек. Я велел ему потолковать с Дэвидом, а сам пошел на палубу.

Там все было спокойно, как будто ничего чрезвычайного не произошло; даже воспоминание о сцене, которую я описал, изгладилось у всех из памяти, как след корабля в ста футах за кормой. Погода была прекрасная, ветер свежий, и мы делали по восемь узлов. Капитан прохаживался по шканцам, видно было, что его что-то тревожит. Я остановился на почтительном расстоянии от него, он раза два или три подходил ко мне и опять возвращался; наконец, он поднял голову и заметил меня.

– Ну, что? – спросил он.

– У него горячка и бред, – ответил я, чтобы в том случае, если Дэвид будет высказывать какие-нибудь угрозы, их приписали болезни.

Мы ходили некоторое время рядом, не глядя друг на друга, потом, помолчав несколько минут, капитан вдруг сказал:

– Как вы думаете, мистер Девис, на какой мы сейчас высоте?

– Я думаю, почти на высоте мыса Монтего, – сказал я.

– Именно так, для новичка это очень много. Завтра мы обогнем мыс Сент-Винсент и, если вот это облачко, похожее на лежащего льва, не подшутит над нами, послезавтра вечером будем в Гибралтаре.

Я посмотрел в ту сторону, куда указывал капитан. Облако, о котором он говорил, представляло собой бледное пятно на небе, но я в то время был еще несведущ и не мог сделать никакого заключения из этого предзнаменования. Меня волновало лишь то, куда мы пойдем, когда исполним данное нам поручение. Я слышал как-то, что наш корабль прикомандирован к эскадре в Леванте, и это меня очень радовало. Я опять завел разговор со Стенбау.

– Позвольте вас спросить, капитан, долго ли вы думаете пробыть в Гибралтаре?

– Я и сам не знаю, любезный друг. Мы будем ждать там приказа от Адмиралтейства, – прибавил он, посматривая на облако, которое, видимо, очень беспокоило его.

Я подождал немного, думая, что он снова заговорит, но капитан молчал; тогда я поклонился и пошел. Он дал мне сделать несколько шагов, потом остановил.

– Послушайте, мистер Девис, велите принести из моего погреба несколько бутылок хорошего бордо и передайте Дэвиду.

Это меня так тронуло, что я схватил руку капитана и чуть не поцеловал. Он, улыбаясь, вырвал ее.