Приключения Джона Дэвиса
Шрифт:
— Не понимаю, что вы хотите сказать, Боб.
— Ничего, я-то себя понимаю.
Мистер Бёрк подошел к капитану, и они обменялись несколькими словами.
— Внимание! — прокричал мистер Стэнбоу.
От этого слова, прозвучавшего среди полного молчания, экипаж вздрогнул. Обведя всех уверенным взглядом и убедившись, что каждый находится на своем посту, капитан приказал:
— Цепь громоотвода в воду! Наполнить ведра и пожарные насосы! Убрать запалы пушек! Погасить все огни! Задраить порты, иллюминаторы и окна! Чтоб никакого сквозняка на борту!
Раскаты грома раздались совсем близко, словно буря, увидев принимаемые против нее меры, впала в гнев. Через десять минут приказы капитана были выполнены и каждый снова занял свое место на палубе.
За это время волнение улеглось и море стало похоже на огромное
— Мужайтесь, ребята! — прокричал капитан. — Ветер дует с земли, а нам осталось совсем немного, чтобы достичь укрытия. Руль по ветру! Мы пойдем впереди бури, пока ей не надоест бежать за нами.
Замерший недвижимо корабль был, к счастью, удобно развернут для этого маневра, который тотчас же был выполнен. Судно, как хорошо выезженная лошадь, чувствительная к каждому прикосновению удил, слушалось рулевого. Два раза высокие мачты низко, окуная концы реев в воду, клонились к горизонту и оба раза грациозно выпрямлялись. Затем паруса под прямым углом приняли ветер, и корабль, будто волчок, запущенный школяром, вскочил на волны и рванулся вперед, обгоняя преследующие его валы, которые опадали за кормой.
— Да, да, — пробормотал Боб себе под нос, — «Трезубец» — добрый парусник; его нелегко поставить в безвыходное положение, и капитан знает его, как кормилица — свое дитя. У вас есть возможность получить прекрасный урок, мистер Джон, — добавил он, обернувшись ко мне, — но воспользуйтесь им побыстрее: он будет коротким. Или я ничего не смыслю, или мы еще не в сердце грозы. Как вы думаете, какая скорость у ветра, мистер Джон?
— От двадцати пяти до тридцати футов в секунду.
— Хорошо сказано для человека, знакомого с морем только пару недель! — воскликнул Боб, хлопнув в ладоши. — Но, что ни минута, ветер бежит все быстрее и кончит тем, что обгонит нас.
— Что ж, мы прибавим парусов.
— Гм! Мистер Джон, да мы и так несем все, что можем. Гляньте-ка наверх — бом-брам-стеньга согнулась, как ивовый прутик; давать неразумному дереву такую нагрузку — значит искушать Бога.
— Поднять второй кливер и распустить лиселя фок-мачты! — прокричал мистер Стэнбоу, перекрывая грохот бури.
Приказ был выполнен быстро и точно, словно судно спокойно шло в тихих водах при скорости в десять узлов. Теперь эта скорость еще больше возросла; однако рывок был столь силен, что «Трезубец», подобно Левиафану, зарылся носом в водяную гору и все, кто стоял впереди, оказались по пояс в воде. Но корабль, как добрый конь, который, споткнувшись, тут же встает, встряхнув гривой, выпрямился и понесся вперед еще стремительнее.
Несмотря на мрачные предсказания Боба, мы, не повредив ни одного паруса, продолжали мчаться около часа; но и шторм, как предвидел Боб, разыгрался не на шутку, пока не достиг высшей точки; скорость бегущих волн превысила скорость корабля, грозный вал, похожий на водяную гору, захлестнул корму и прокатился по палубе. В то же время тучи, висевшие, казалось, на верхушках мачт, раздвинулись и мы увидели огненное, точно жерло вулкана, небо. Послышался подобный пушечному выстрелу гром, и огненный змей мгновенно обвил грот-трюмсель, пролетел вдоль грот-бом-брамселя, скользнул по цепи громоотвода и угас в море.
Наступила тяжелая тишина, словно сама буря, обессилев, решила дать себе передышку. Капитан воспользовался этой отсрочкой, во время которой пламя факела поднялось бы отвесно к небу, и среди всеобщего оцепенения раздался
— Лечь в дрейф, ребята! Спустить все паруса до последнего лоскута с кормы до носа! Все к горденям марселей! Мистер Бёрк, взять марселя на гитовы! Все за дело! Режь все, что не развязывается!
Невозможно описать впечатление, произведенное на подавленный еще минуту назад экипаж этим голосом, казалось исходящим из глотки морского царя. Мы бросились выполнять маневр, карабкаясь на мачты и задыхаясь от серного запаха, что оставили после себя молнии. Через минуту пять из шести распущенных парусов опустились, будто сошедшие с небес облака. Мы с Джеймсом очутились рядом на грот-марсе.
— А! Это вы, мистер Джон? Я надеялся, что мы продолжим осмотр корабля в более приятную погоду.
— Хотите, я познакомлю вас с оснасткой, как вы познакомили меня с внутренней частью судна? — ответил я ему, смеясь. — Наверху остался грот-бом-брамсель — его забыли спустить вместе с остальными. Полагаю, его не плохо было бы свернуть.
— Буря сама этим займется, поверьте, мистер Джон. Делайте как я, спускайтесь быстрее.
— Все на палубу! — прокричал капитан. — Все, кроме одного, кто срежет грот-бом-брамсель. Спускайтесь все, спускайтесь!
Матросы не заставили дважды просить себя и скользнули по снастям вниз, оставив меня на грот-марсе одного. Я бросился к вантам, пытаясь добраться до грот-бом-брам-рея, но не успел — шквал настиг нас. Тугой, словно надутый мяч, парус над моей головой грозил вырвать мачту с корнем. Я ринулся вперед так быстро, как это только возможно посреди подобной бури, а затем, вцепившись одной рукой в грот-бом-брам-рей, другой вытащил кортик и принялся пилить трос, крепивший к рею один из углов паруса. Вероятно, это отняло бы много времени, но на помощь мне пришел ветер. Перерезанный лишь на треть, трос оборвался сам собою; вслед за ним лопнул другой, державший второй угол. Парус, повисший теперь лишь на грот-трюм-рее, какое-то мгновение бился надо мною, будто огромный саван, потом раздался треск рвущейся ткани и он улетел в небо как облако. Тут же страшный толчок сотряс корабль. Мне послышалось, что в рычании бури я различил голос капитана Стэнбоу, звавший меня. Гигантский вал накрыл корму корабля; я ощутил, как он, точно раненый зверь, лег на бок. Изо всех сил я вцепился в ванты; мачты склонились к кипящим подо мною волнам. На мгновение у меня закружилась голова; казалось, сами бездны в своем движении изрыгают мое имя. Не надеясь на крепость рук и ног, я впился в канат зубами и закрыл глаза, ежесекундно ожидая ощутить смертоносный холод воды. Но я ошибся: «Трезубец» был слишком добротным кораблем, чтобы пасть под первым ударом. Почувствовав, как он выпрямляется, я открыл глаза и сквозь застилавший их туман увидел под собой палубу и матросов. Это мне и было нужно; я схватил канат и, скользнув по нему, упал на ют между мистером Стэнбоу и мистером Бёрком. Меня уже не надеялись видеть в живых. Капитан пожал мне руку, и только что пережитая опасность была мною забыта. Мистер Бёрк же, по обыкновению, отдал мне честь и не произнес ни слова.
Гонимый ураганом, мистер Стэнбоу прибегнул к новому маневру: он решил лечь в дрейф вместо того, чтобы мчаться к берегу, и повернул на другой галс, не подставляя корму буре, а встречая шторм лицом к лицу. Именно во время этого поворота нас и настиг упомянутый выше вал, заставив меня описать изящную кривую, которая заслужила мне рукопожатие капитана.
Да, мистер Стэнбоу не терял времени даром. Вместо больших парусов, еще минуту назад одевавших судно, он приказал оставить только второй кливер и бизань, дополнительно подняв на фок-мачте латинский парус (прикрепленный к фока-штагу, он вытянулся вдоль бака). Идя под ними и стараясь как можно реже подставлять борт ветру, мы избегали наката волн на корму. Распоряжение мистера Стэнбоу вызвало горячее одобрение Боба: сделав мне комплимент по поводу моего воздушного путешествия, он не преминул объяснить все выгоды нашего нового положения. По мнению опытного матроса, шторм уже прошел свою высшую точку и вскоре юго-восточный ветер сменится резким северо-восточным. Нам останется только поднять фок или грот, и мы сразу же наверстаем упущенное время.