Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]

Твен Марк

Мэри-Джен сидела в конце стола, рядом с Сусанной, и всё время ахала: «Ах, какие неудачные булочки! Ах, какое скверное варенье! Ах, как плохо зажарены куры!» Так ведь обыкновенно говорят, напрашиваясь на комплименты. А гости, понятно, уплетали всё с большим аппетитом, не переставая приговаривать:

— Ах, какие чудесные булочки!.. И где вы достали эти прекрасные пикули?

После ужина я с Заячьей Губой отправились на кухню и полакомились остатками.

Оставшись один, я начал обдумывать, как бы мне помочь бедным девушкам. Не пойти ли к доктору и рассказать ему всё про мошенников? Нет, это не годится: он может выдать меня, и тогда король и герцог покажут мне,

где раки зимуют. Сказать по секрету Мэри-Джен? Нет, и это не годится. По её лицу они разом смекнут, в чём дело, и тогда они убегут вместе с деньгами — поминай как звали! Нет, есть только одно хорошее средство — это украсть у них деньги, и так ловко, чтобы негодяи даже не могли заподозрить меня. Я украду деньги и запрячу их, а когда буду далеко отсюда, то напишу Мэри-Джен, куда я спрятал её капитал. Но я должен стащить деньги возможно скорее: доктор Робинсон только кажется таким спокойным, а на деле он, вероятно, затевает недоброе, и с минуты на минуту можно ожидать, что король с герцогом улизнут.

Я отправился на поиски. Наверху было темно, но я нашёл комнату герцога и начал шарить во всех углах. Но тут же мне пришло в голову, что едва ли король доверит кому-нибудь деньги, кроме своей собственной персоны. Я пробрался к нему в комнату, но в потёмках ничего нельзя было рассмотреть, а свечу зажечь страшно. Вдруг я услышал шаги; я хотел спрятаться под кроватью, но по дороге зацепился за ту занавеску, которою были закрыты юбки Мэри-Джен, юркнул под неё и спрятался между юбками. Ничего, недурно! Мошенники вошли и заперли за собою дверь. Прежде всего герцог заглянул под кровать. Плохо пришлось бы мне, если бы я оказался там.

— Ну что? Говори поскорее! — настаивал король. — Нам больше приличествует быть внизу и оплакивать покойника, чем оставаться здесь и давать повод к пересудам.

— Твоя правда, но этот доктор не выходит у меня из головы. Есть ли у тебя какой-нибудь план? Моя мысль вот какая…

— Скорее, скорее, герцог!

— По-моему, нам нужно убраться отсюда до трёх часов и забрать с собою, что мы добыли. Мы можем вполне удовольствоваться этими деньгами, тем более что они так легко нам достались.

— Что ты, что ты! Не продав остального наследства, когда всё так удобно устраивается? Уйти и оставить имущество на восемь, на девять тысяч?

Герцог тем не менее настаивал:

— Довольно с нас и мешка с золотом. Нельзя же быть таким жадным! Да, наконец, это неблагородно: ограбить бедных девочек до нитки!

— Вздор! Вздор! — вскричал король. — Мы у них, кроме этих денег, ничего не отнимаем. Пострадают только покупатели: как только обнаружится, что имущество не было нашею собственностью, — а это не замедлит обнаружиться после того, как мы отсюда удерём, — продажа будет сочтена недействительной, и имущество возвратится к законным владельцам. Таким образом, девчонки получат свой дом назад, и этого для них вполне достаточно. Они молоды, энергичны и сумеют сами заработать свой хлеб. Им будет совсем недурно. Сколько людей на свете, которым гораздо, гораздо хуже, чем им!

Король так долго убеждал герцога, что тот начал ему уступать, хотя заметил, что они совершают большую глупость, оставаясь здесь: не надо забывать об этом анафемском докторе.

— Да чёрт с ним, с доктором! — ответил король. — Разве все здешние дураки не на нашей стороне? Так чего же нам ещё нужно!

Они хотели уже спуститься вниз, когда герцог заметил:

— Мне кажется, мы плохо припрятали деньги.

Я насторожил уши.

— Почему? — спросил король.

— Видишь ли, Мэри-Джен наденет теперь траур. Естественно, она распорядится,

чтобы убрали все её прежние платья, всё это тряпьё. Неужели ты думаешь, что негр, которому это будет поручено, найдя деньги, не возьмёт их себе?

— Молодец же ты, герцог! — сказал король. — Будь по-твоему. — С этими словами он сунул руку под занавеску в двух шагах от меня.

О, как я дрожал! Я прижался к стене, затаив дыхание, и думал: «А что, если меня откроют? Ну угостят же меня эти мошенники!» Но, прежде чем я мог что-либо сообразить, король уже вытащил мешок и засунул его сквозь прореху в соломенный матрац под периной. Здесь, полагали они, деньги будут в полной безопасности, так как, хотя перину негр взбивает ежедневно, матрац он перевёртывает только два раза в год — по большим праздникам.

Не успели они сойти с лестницы, как мешок с деньгами был уже у меня в руках. Я быстро взбежал к себе на чердак и покуда спрятал мешок у себя. Мне хотелось выбрать место повернее, а то, если наши плуты хватятся денег и не найдут их, они перевернут весь дом, и тогда моё дело пропало!

Я упал на кровать не раздеваясь, но не мог уснуть. Меня мучила мысль, что я не довёл дела до конца. Вдруг я услышал шаги короля и герцога, вскочил с кровати и приложил ухо к щели дверей, ведущих на лестницу. Я ждал скандала, но ничего не случилось.

Я выждал, чтобы всё успокоилось в доме, и на цыпочках спустился с лестницы. Сначала я подошёл к их дверям. Храпят. Нигде ни звука!

Заглянув в столовую, я увидел, что люди, которые находились при гробе, заснули. Дверь в залу, где стояло тело, была открыта, в обеих комнатах горело по свече. Я прошёл ещё дальше — никого! Я хотел было выйти в сени, но дверь оказалась запертой. В ту же минуту я услышал шаги. Я быстро вернулся в залу, проворно оглянулся. Единственное место, где я мог спрятать деньги, был гроб. Крышка гроба была немного сдвинута, так что можно было видеть лицо покойника. Я всунул мешок с деньгами как раз под сложенные накрест руки. От прикосновения к ним я вздрогнул. Затем бросился вон из комнаты и спрятался за дверью.

Вошла Мэри-Джен. Склонив голову, она подошла к гробу и заплакала. Я поскорее улепетнул, ещё раз убедившись, что меня никто не видел: сторожившие гроб крепко спали.

Я тихонько пробрался к себе на чердак и лёг в постель, раздосадованный тем, что дело разыгралось так глупо, а я-то подвергал себя такому огромному риску! Отъехав миль сто или двести, я написал бы Мэри-Джен обо всём, тогда выкопали бы гроб и взяли бы деньги обратно. А теперь может случиться, что перед тем, как завинчивать гроб, крышку приподнимут и деньги снова попадут к этим жуликам. О, как я хотел спуститься вниз, схватить мешок с деньгами и снова возвратиться сюда. Но у меня нехватало смелости. О нет, ни за что!

Когда на другой день утром я сошёл вниз, все караульные уже разошлись.

Возле покойника, кроме семьи, вдовы Бартлет и нашей банды, никого не было. По их лицам я хотел узнать, не случилось ли каких неприятностей, но ничего не узнал.

К полудню пришёл хозяин похоронного бюро со своими людьми. Они поставили гроб на двух стульях посредине комнаты, а остальные стулья расставили рядами в зале, в столовой и даже в передней. Пришлось призанять стульев у соседей. Я видел, что крышка гроба была в прежнем положении, но не смел подойти и заглянуть под неё: кругом были люди! Начал собираться народ. Наши дяди-мошенники и три девушки сели у изголовья гроба. Через полчаса комнаты наполнились народом. Всё было тихо и торжественно, только племянницы и дяди по временам подносили платки к глазам и тихо всхлипывали.