Приключения иммигранта - Алистер
Шрифт:
– Он всегда такой?
– Он всегда разный, - вздохнул Ленни.
– И никогда не знаешь, на что нарвешься. Но скучно бывает редко. Раз уж ты серьезно взялся за просмотр, может, тебе дать что-нибудь для записей?
– А что вы используете?
– Кто как, - этот "ответ" уже надоел, но Алистер начал осознавать, что это применимо к Империи гораздо лучше, чем какое-либо другое.
– Поскольку работать с техникой ты пока не умеешь, я тебе дам бумагу и карандаш. Ты же умеешь писать от руки?
– Очень плохо.
– Придется потренироваться, поскольку управлять панелями не умеешь никак.
– Ты сказал "пока не умеешь" - меня кто-то собирается учить?
– Если хочешь.
– Хочу, конечно.
– Вот разве что к чертовой матери, потому что дома ты с ним не покажешься.
Туше. Скотина.
– Ну учи.
– Сию минуту или будешь досматривать?
Секунду Алистер разрывался между противоречивыми желаниями, но пришлось признаться себе, что "все сразу и с доставкой на дом" не получится.
– Пока посмотрю.
Ленни, с интересом наблюдавший за лицом и, возможно, эмоциональным состоянием собеседника, но сохранявший профессиональную невозмутимость несмотря на то, что и то, и другое было наверняка исключительно забавно, встал, прогулялся до стеллажа и вернулся с пачкой толстых шершавых листов и зеленой палочкой. Алистер опробовал предложенное, убедился, что палочка оставляет яркий след, вывел для практики свое имя и вернулся к экрану.
В окна заглянуло склонившееся к закату солнце, потом сумерки, потом потянуло теплым и влажным ветром, а Алистер все не мог оторваться от записи. Ни до чего страшного он пока не дошел, но интересного накопал столько, что первая пачка бумаги закончилась, а вторая, подложенная кем-то заботливым ему под руку, уже была исписана наполовину. Миэли был явно неисправим. Удобно, конечно, знать конец истории, но, кажется, и без этого можно было бы предсказать, куда заведет допрос такого пленного... Какие бредовые диалоги, их надо в рамку и на стену! Или в кино.
Пленный: У тебя болит голова?
Допрашивающий: Отвечай на вопрос!
– Я уже отвечал. Может, пересядешь? Ведь светит в глаза. Что это такое?
– Почему взорвался твой корабль?
– Он не взорвался, он ушел. Она, на самом деле. Это для записи? Или можно убрать, чтобы не блестело? А бывает другой цвет?
Параллельный разговор. Причем Миэли совершенно не рисуется, это видно с любого ракурса. Ему настолько интересно, что за приборы понапиханы вокруг и как они работают, а еще, до кучи, кто с ним разговаривает и почему у него что-то болит, что сосредоточиться на своих ответах он не может. Или не хочет? Не без того, наверное, но и не может тоже. Тут бы его и ловить, и федерала бы поймали, а имперца не получается, потому что у них какая-то своя логика... И этой логики никто пока не понял, и вот он, Алистер, тоже смотрит и не понимает, как может этот ненормальный парень сидеть в кандалах в удобном, как аппендицит, стальном кресле, лицом к лицу со своим будущим палачом, и ничего не бояться. Конечно, он не знал, как именно его будут допрашивать, а если бы знал? Может, поостерегся бы, конечно... Но самое печальное тут в том, что он отвечает на вопросы, не на все, но на многие очень важные отвечает, но у следователя есть список, который эти ответы не предусматривает. И вот несчастный следователь, сверяясь с инструкцией, все пытается вытянуть из Миэли, почему и как взорвался катер, вместо того, чтобы попытаться выяснить, почему важно, что катер не "он", а "она" и что значит для Миэли "ушел", а также "куда ушел", "зачем ушел" и "кто ему велел". А еще - почему Миэли интересуется, могут ли огоньки детектора лжи светиться другим цветом, какая ему разница? Почему он вообще все время спрашивает про цвет? Почему-почему-почему... Алистер едва успевал записывать вопросы, уже не заботясь сохранять в своих записях какое-либо подобие порядка. Потом расшифрует.
– Пауза, запомнить отрывок под номером восемь, - произнес негромкий голос у него
– В одной этой истории месяц. С одного ракурса, - предупредил имперец.
– Умрешь от голода и жажды.
Первым побуждением Алистера было послать доброжелателя по соответствующему адресу. Благоразумие победило.
– Не умру, - проворчал он, вставая. Спина затекла, глаза устали... действительно, пора спать. Или есть и спать.
– Они тебя подождут, - пообещал имперец.
– Честно-честно, я даже убирать не буду. Ленни уже сказал, что ты можешь оставить себе эту панель, если хочешь; ему все равно.
– Мне тоже все равно.
– Значит, оставляй, - улыбнулся Райни. Он, наверное, только казался тихим на фоне шумных коллег... или его потому и припахали на должность истязуемого пугала для засланных агентов. Кстати об агентах - пока здесь пусто и тихо, кроме чьей-то молчаливой тени в соседней комнате...
– Райни, а почему тебя отправили мучиться под плеть, когда вы нас выгуливали?
– Хотели вас напугать и шокировать, - охотно объяснил имперец.
– Это я понял. Но почему именно тебя?
– Не обязательно было меня; кого угодно.
Этот диалог называется "добро пожаловать обратно в запись"...
– Ну, вы же как-то решали, кого именно.
– А. Кто-то очень хотел с вами погулять, - начал объяснение с какого-то странного конца шпион. Алистер решил прикусить язык и послушать.
– Алли, например. Он сидел как на иголках, никак не мог дождаться, пока Райвен разрешит. Или, как Ленни, хотел попробовать создать атмосферу напряжения и принуждения, без угроз, просто состояние. А мне это не очень нравится, я люблю... чистый поток информации, без эмоций. Вот собирать твою биографию по официальным источникам было интересно. И посмотреть на вас хотелось, но я на всех потом спокойно посмотрел, и в городе, и у Бенджамена, и в камерах. Поэтому мы решили, что Алли и Ленни поведут тебя гулять, а мы с Тамиром организуем сопутствующие эффекты. И со всеми остальными группами так же.
Распределение обязанностей по наклонностям. Непонятно, что это объясняет, если вообще объясняет, но зато понятно, что их нужно слушать. Внимательно и до конца. Если бы кто-то додумался сделать это с Миэли, может, и узнали бы что-нибудь стоящее.
– То есть это не было малопрестижное задание, а просто потому, что тебе неинтересно остальное?
– Остальное мне меньше интересно, - признался Райни.
– А что такое "малопрестижное", я не понимаю.
– Не имеющее статуса, незавидное.
– Я знаю словарное определение, - возразил имперец.
– Но не понимаю смысла. Как может быть статус у работы? Незавидное - да, в том смысле, что мне не было жалко, что я не на их месте.
– Совсем не было?
– уточнил Алистер. Объяснять собеседнику, насколько неправильно он понял эпитет "незавидный" в данном контексте, было если не совсем бесполезно, то, по крайней мере, долго.
– А почему ты так удивлен? Я же сказал, что не хотел тебя прогуливать.
– Я удивлен, потому что тебе наверняка было больно. Или ты заранее принял лекарство?
– Разве это больно!
– улыбнулся Райни.
– Это ерунда. Хороших обезболивающих лекарств у нас в любом случае нет.
– Почему?
– Не знаю. Не получается сделать.
– А использовать наши?
– Не знаю, - повторил Райни.
– Наверное, почему-то нельзя. А может, никто все ваши не проверял. Про тебя спрашивала Гиата, я чуть не забыл сказать.
– Передавала что-нибудь?
– Что будет у дома ночью. И утром.
– Одна?
– Она не сказала, но Бенджамен вывел гостей на очередную прогулку, и, по-моему, Таиша с кем-то познакомилась. Посмотреть, с кем и насколько близко?