Приключения на дне моря
Шрифт:
Опять озорно блеснули зубы, и плотник весело сказал:
— Слушай меня! Я пять лет был в Башкирии монтажником. Грамоты похвальные получал. Приехал строить самую большую гидростанцию в мире. А мне здесь говорят: «Давай, дорогой товарищ, быстро город делай». Я отвечаю: «Хорошо, буду делать. Я плотником не был, но возьму топор». Теперь видишь, вот город стоит?
Непейвода взглянул на растущие дома и сказал:
—
— Ай-ай, нехорошо врать! — покачал головой плотник. — Ты видишь несколько домов. А я город Братск вижу, потому что знаю, какой он будет. Эти первые дома — деревянные. Потом каменные дома будут, стадион будет, сто тысяч хороших людей будет. А ты говоришь — «другая цель»!
— Я к дяде приехал, — стал оправдываться Непейвода. — А он исчез. По фамилии Ладочкин. Он тут работает. Помогите найти!
— Легче дом поставить, чем Ладочкина найти, — сказал серьезно плотник. — Пойдем звонить, где он есть.
Они спустились по лестнице. Плотник вошел в будку и долго кричал в телефон. Наконец он узнал, что Ладочкин кочует по участкам, но завтра утром приедет в леспромхоз, что у деревни Красково.
— На берегу моря этот леспромхоз. Туда автобус идет, — сказал плотник. — Если, моряк, не найдешь работы по специальности, приходи строить город. Спроси тогда бригадира Мамая.
— Вы тоже Мамай? — удивился Непейвода.
— Выходит, что Мамай Третий.
Он засмеялся и полез по лестнице.
Так ребята и не поняли, всерьез приглашал их плотник Мамай или шутил. Предложение было заманчивым, и, если бы наши герои не искали Ладочкина, они бы уже строили вместе с Мамаем Третьим таежный город Братск.
…Шагая по дорогам, разбегавшимся к заводам, каменным карьерам, к Ангаре и просто в тайгу, я заглянул в один дом. Меня привлекла вывеска: «Отдел подготовки кадров». А говоря проще, это была школа для взрослых.
В коридорах стояла торжественная тишина, мягкая желтая краска стен радовала глаз, и полы были такие чистые, что ноги ступали по ним осторожно, нерешительно. Мне вдруг очень захотелось учиться. Но это было невозможно. Я заглядывал в щелочки дверей и видел, что ни за одним столом нет свободного места: люди сидели плотно, чувствуя плечами соседей, как это бывает на трибунах на хорошем футбольном матче. В одних классах шли школьные уроки. В других — сидели студенты. На втором этаже инженеры рисовали мелом на досках, а их учениками были монтажники, крановщики, шоферы.
Наступил перерыв, распахнулись двери. Кто-то тронул меня за рукав. Я обернулся и увидел прищуренные глаза, крепкие скулы и ежик коротких волос.
— Узнаешь?
— Пашка, ты? Здравствуй, Павел, здравствуй!
Как было не узнать старого друга, героя моих очерков! Я увидел его впервые много лет назад на Волго-Донском канале. Парнишка с маленьким чемоданом растерянно метался в разные стороны, давая дорогу бульдозерам и машинам. Вместе мы пошли искать какую-нибудь контору и потом виделись чуть ли не каждый день. Я написал очерк про своего земляка-москвича, который удрал после школы на большую стройку и впервые в жизни набил мозоли на руках обычной штыковой лопатой, как он колебался, не взять ли тихонько чемодан и не уехать ли назад в столицу, и как в конце концов стал
А лет через пять я столкнулся с Пашкой в Куйбышеве и узнал, что он успел уже побывать в Каховке и Усть-Каменогорске. По-прежнему в его легком чемоданчике лежали рубашки, мыло да полотенце, но он возмужал и стал настоящим строителем-кочевником.
Эти люди строили города и заводы, электрические станции и каналы. Они всегда говорили о своей стройке с таким жаром и с такой заботой, словно не было лучше ее на всей земле. А сами — я хорошо знал это — тайно мечтали о дальних путях. И, когда вставал на пустом месте новый город, когда, казалось бы, только и пожить им теперь в теплом уютном доме, они говорили неожиданно и твердо, каждый одни и те же слова: «Ну, я поехал». Брали свой чемоданчик и начинали все сначала.
Так и Павел. В последнюю нашу встречу он уверял меня, что самое интересное — собирать шлюзы для волжских пароходов. А теперь — рассказывал о новых кранах, которые со стометрового моста будут опускать на дно Ангары бетон — будут строить плотину.
— Ты же говорил, что не уедешь из Куйбышева, — напомнил я, — потому что там самая большая в мире ГЭС.
Пашка хитро подмигнул:
— Но теперь-то крупнейшая в мире ГЭС здесь строится. А я буду работать на мосту и сидеть выше птиц. Заходи в гости, и ты увидишь, как это красиво.
Перерыв окончился, я простился с Пашкой. Все двери закрылись, в коридоре опять стало тихо. За дверью, куда он ушел, занимались студенты. Пашка переменил уже много городов и много специальностей, по везде он продолжал настойчиво учиться и вот уже заканчивал институт.
Теперь я иначе взглянул на поселок Постоянный, на его прочные резные дома-терема. Нет, не все люди поселились здесь навечно. Пройдет несколько лет, и такие, как мой друг Пашка, непременно удерут строить что-нибудь самое крупное в мире.
Нептун в автобусе
Никто не знал, что новый день будет так же наполнен происшествиями, как хорошая кедровая шишка — орехами. Мы позавтракали. Я разрешил Пли остаться дома и приготовить нам ужни. Капитан и Молекула дали мне слово, что сегодня-то они обязательно найдут Ладочкина в леспромхозе.
В автобусе Непейвода сел у окна, а Молекула — рядом. Нет, не сухопутные пейзажи привлекали нашего капитана. Капитан хотел сосредоточиться, поразмыслить, как до встречи с дядей увидеть таинственное море в тайге, о котором он слышал мимоходом.
Эх, хорошо бы прокатиться по морю! Дядю уговорить можно — он добрый. Но прежде всего, конечно, надо разыскать море.
Дорога шла низиной, и часто к самым обочинам подступала вода. Это разлились еще ранней весной все таежные ручейки и речки. Дорога превращалась в насыпь из песка и глины и, не прерываясь, вилась рыжей лентой среди голубой воды. Видно, люди изучили характер тайги и построили хорошую дорогу, чтоб не опаздывать на работу.
Нашему капитану казалось, что он едет на катере. Поворот налево — «три румба влево», подъем — «прибавить обороты», прямая дорога — «полный вперед». Вообразив себя на капитанском мостике, Непейвода не замечал настойчивых тычков друга.