Приключения Никтошки (сборник)

Герзон Лёня

– На вот. Ешь! Ощути разницу! Твоя мерзкая котлета – вон она, еще из мусорного ведра торчит – или чистая, прекрасная пицца. Приготовленная без убийств. – С этими словами Пустомеля отчаливал – искать новую жертву.

А Никтошка к этому времени уже выздоровел, и ему разрешили выходить на улицу. Вернувшись из своего ужасного путешествия, в котором он едва не погиб, Никтошка долго болел, и вот, наконец, его болезнь прошла. На бульваре Гладиолусов как раз недавно построили новую площадку. В аллее Ромашек никогда очереди на качели не дождешься, а здесь поставили тридцать пять качелей в ряд. Вдоль целого длиннющего дома пятиподъездного. И не низеньких, а высоченных,

так что если как следует раскачаешься – будешь долетать до третьего этажа. Никтошка весь день теперь проводил на качелях. Как приходил сюда в двенадцать утра – сразу после завтрака – тут же на них садился. Да так и качался до вечера, пока не стемнеет. Он даже обедать научился на качелях. Брал с собой бутерброд и ел, раскачиваясь. И голубей с качелей кормил. Батонами. Он с собой полный рюкзак хлебных батонов приносил – для голубей. Качался с этим рюкзаком и – то одному голубю полбатона кинет, то другому. Хотя только одному кинешь – их слеталась целая стая: пять, шесть, а то и пятнадцать огромных птиц. Для коротышек голубь – примерно как для нас страус, только летающий и очень толстый, и эти толстые страусы заполняли собой весь бульвар. Никтошка старался кормить голубей, когда никто не видит, потому что многим это не нравилось и прохожие ругались. Еще бы, когда на тебя летит целая стая этих огромных животных – можно испугаться. Хотя, конечно, голуби – абсолютно безобидные существа.

На бульваре Гладиолусов старинные дома. Подъезды с колоннами, а балконы поддерживают статуи малышек – кариатиды. На крышах – мансарды. Многим малышам нравится жить в мансардах, потому что из окна можно вылезти прямо на крышу. А в центре Цветограда дома стоят так близко друг к другу, что, когда играешь в салки, можно перепрыгивать с одной крыши на другую, не опасаясь, что соскользнешь вниз.

Качаясь, Никтошка всё представлял себе, что он может вот так с качелей слететь – и прямо вон на тот балкон напротив, где малышка в зеленой косынке поливает землянику. Или полетит еще выше и повиснет на гладиолусе, который качается над крышей. Он закрывал глаза, и ему казалось, что он туда уже летит.

Некоторые могут подумать, что это скучно – качаться весь день. Но Никтошке скучно не было. Качели высоко взлетают, столько всего с них видно. Он с высоты наблюдал за всем бульваром Гладиолусов. Никтошка заметил, что впереди, ближе к перекрестку с улицей Пастушьей сумки всё время толпятся коротышки, и им там раздают надувные игрушки. Никтошке тоже хотелось получить игрушку, но не хотелось портить себе настроение. Потому что всегда, как встанешь в очередь – обязательно тебя кто-нибудь оттолкнет или, если уже отстоишь половину, скажут вдруг, что ты здесь не стоял. Или внезапно кто-нибудь придет да и встанет впереди тебя, как будто он тут с самого начала был. А это очень обидно, и после этого уже не хочется в очереди стоять.

– Буду еще себе настроение портить, – думал Никтошка. – И без игрушки как-нибудь обойдусь.

Поэтому он так и не встретился с Бабаягой, которую когда-то спас от смерти.

А Бабаяга тоже иногда вспоминала Никтошку. Когда она думала о том, что могло бы быть, если бы этот коротышка не подоспел вовремя, ей становилось не по себе. А ведь она даже не успела его тогда поблагодарить. Когда Бабаяга пришла в себя, малыша в синем шарфике уже и след простыл, а она даже не спросила, как его зовут.

– Может быть, он подойдет ко мне, пока я тут стою, – думала иностранка, – и я скажу ему: «Спасибо». Нет, я ему пожму крепко руку и скажу: «Большое спасибо!» И не только, – думала она. – Я приглашу его к себе домой пить чай. «Я вас тогда не успела благодраить, – скажу я. – Я бы очень хотела пригласить вас к себе домой выпить чашку чая с пирожными».

Бабаяга

представляла, как она бы испекла одни очень вкусные мерюкрякские пирожные. Она ни разу не видела, чтобы в Цветограде продавали такие. И он придет. Бабаяге страшно хотелось узнать, кто же он всё-таки такой. «Может, объявление вывесить? – думала она. – Ну как же так? Малыш спас меня от смерти, и об этом никто даже не узнал! Всем надо об этом сказать!»

Но сказать всем Бабаяге было неудобно. Она была очень стеснительная. И она рассказала про малыша в синем шарфике только Кнопочке, но Кнопочка так и не вспомнила, кто в Цветограде носит синий шарфик. А теперь вегетарианские дела отвлекли Бабаягу от мыслей о нём, и она забыла, что хотела вывесить объявление. А ведь если бы она его вывесила, Никтошка обязательно бы это объявление прочел. Потому что он читал вообще всё, что ему попадалось на глаза. Он прочитывал на улицах все объявления. Но все равно из этого ничего бы не вышло. Потому что, увидев Бабаягино объявление, он ни за что бы на него не откликнулся. Такой уж был у него характер.

Глава десятая

МЯСОЕДЫ НЕ ДРЕМЛЮТ

Усилиями членок и членов ЗВЕРЖа в Цветограде становилось все больше вегетарианцев. Но и мясоеды не дремали. То есть, вначале они именно что дремали. Но потом вдруг проснулись.

– Это что же такое получается? – сказал сам себе Гнобик, когда выйдя однажды утром на балкон, увидел внизу Кнопочку, окруженную толпой желающих вступить в вегетарианство и просто сочувствующих. – Эдак через пару месяцев в городе не останется ни одного нормального коротышки, кроме меня! А потом скажут, что и растения с грибами нельзя кушать. Что у подберезовика тоже мама есть, которая его любит!

Вернувшись в гостиную, Гнобик снял теплый халат, потому что в доме было жарко натоплено, и раскурил сигару. Сидя в огромном кресле, обитом красным плюшем, он раздумывал над тем, что же это дальше-то будет. Гнобик любил красивые вещи. В углу у него стояла огромная китайская ваза. На стене висела картина «Купающиеся русалки».

– А может, – рассуждал Гнобик, обращаясь к стоявшим на камине гипсовым часам в виде лошади, – а может быть, кому-нибудь покажется нечестным, что мы берем у коров молоко, а у кур яйца, не отдавая ничего взамен? И придется курам и коровам платить зарплату, установить для них восьмичасовой рабочий день! Потом еще оплачивать отпуска и давать бесплатные путевки в коровий санаторий для поправления здоровья…

Нет, ему просто необходимо с кем-нибудь всё это обсудить!

– Эй, вы, козлы! – крикнул он вегетарианцам с балкона, но никто его не слушал.

Гнобик с досадой бросил в них огрызком сигары и захлопнул балконную дверь. Его трясло.

– В конце концов, – сказал он бронзовой статуе Дианы, богини охоты, которая с собаками и луком охотилась в гостиной Гнобика на неведомого оленя. – В конце концов, хоть мы и берем у них мясо или, там, молоко с яйцами, но мы ведь их за это кормим! Мы им жильё строим, пасем их… на лугах! Охраняем от волков… а если они птицы, то от всяких там коршунов! Если им от нас еще что-нибудь надо – пусть сами открыто заявляют. А если они молчат – значит, они всем довольны!

И плюнув в балконную дверь, обессиленный повалился на диван. «Эх, нужно всё это обязательно с кем-нибудь обсудить!» – думал Гнобик. Он не выдержал и позвонил художнику Мальберту, с которым они были в хороших отношениях.

– Приходи сейчас ко мне. Дело есть!

– Я как раз сел писать одну картину… – начал было Мальберт.

– Не волнуйся, у меня ты штук десять напишешь картин, не меньше. Не забудь краски, холсты, – в общем, всё что надо!

– Но, Гнобик, я не могу, передо мной тут уже на стуле натурщица сидит…