Приключения Пиноккио
Шрифт:
— Бежим! — шепнул он, — акула дрыхнет, море как зеркало, луна, светло. Бежим!
Через горло они прошли в пасть и, осторожно придерживаясь за язык спящего чудовища, доползли уже до того места, откуда хотели броситься в море.
Но, о ужас! Акула чихнула… и втянула их обратно в желудок. Свечка упала и погасла. Беглецы остались в глубокой темноте.
— Что же теперь делать?
— Пропали! — сказал папа Карло.
— Дайте руку! Пойдемте. Не падайте духом!
И опять Пиноккио потащил папу Карло в
— Прыгаем! Держитесь крепче за меня, — быстро прошептал Пиноккио.
Море было, как зеркало. Акула дрыхла, похрапывая, ее бы и пушки не разбудили. Беглецы кинулись в воду.
Пиноккио плыл, таща за собой папу Карло, задыхаясь от тяжести, но не терял мужества. Берег был еще очень далек. Папа Карло начал дрожать с головы до ног от холода и слабости.
— Ну-ка еще немножко потерпите, — крикнул Пиноккио, — сейчас — берег.
— Не могу больше… Тону… Прощай…
— Кто тут вздумал тонуть? — раздался глухой голос, похожий на звук басовой гитарной струны. И сейчас же около погибающих беглецов показался Тонно.
— Тонно, милый, спаси нас! — крикнул Пиноккио.
— Это можно… Держите меня оба за хвост покрепче. В пять минут будем на берегу. А я ведь тоже удрал вслед за вами… Хо-хо-хо…
Пиноккио и Карло не заставили себя упрашивать, и крепко уцепились за хвост доброй рыбы, а затем, чтобы было удобнее, перебрались к ней на спину.
Но вот — наконец — и берег. Пиноккио первым соскочил на песок и в восторге закричал:
— Позволь мне расцеловать тебя, миленький Тонно!
Тонно высунул морду из воды и тотчас же после поцелуя сконфуженно нырнул в воду. Он не привык к таким нежностям.
Пиноккио становится мальчиком
— Куда же теперь мы пойдем? — спросил Карло.
— Пойдем, попросимся у кого-нибудь отдохнуть и обсушиться.
Не прошли они и сотни шагов, как посреди улицы им попались два жалких нищих, выпрашивающих милостыню у прохожих. Это были Лиса и Кот. Но их и узнать то было трудно. Кот прежде только притворялся слепым, а теперь ослеп на самом деле. Лису разбил паралич, и она была даже без хвоста, — продала его однажды старьевщику в черный, голодный день.
— Пиноккио, дорогой мой! Подай милостыньку двум несчастным калекам! — запела Лиса, протягивая облезлую лапу.
— Проходите, обманщики! — сурово ответил Пиноккио. — Скажите спасибо, что в участок вас не отведу за ваши проделки…
Пиноккио и Карло продолжали путь, пока не увидали вдали жилье. Это была маленькая хорошенькая избушка с черепичной крышей, очень приветливая с виду. Беглецы постучались в дверь.
— Кто там? — спросил изнутри голосок.
— Несчастные
— Войдите. Дверь не заперта. Они вошли. Никого.
— А где же хозяин? — спросил Карло.
— Я здесь, — ответил тот же голосок с потолка.
Пиноккио поднял голову и увидал сидящего на балке Говорящего Сверчка.
— Дорогой Сверчок, ты жив, значит?
— Ага, теперь ты называешь меня «дорогим», а помнишь, как запустил мне в голову молотком.
— Ах, все это верно, — вздохнул Пиноккио. — Виноват я перед тобой… Прогони нас, мы уйдем.
— Я не помню зла, — ответил Сверчок. — Оставайтесь, располагайтесь, как дома.
— Это твой дом? — спросил Пиноккио.
— Мой собственный.
— Кто его тебе подарил?
— Волшебница…
Пиноккио подскочил, как ужаленный:
— Где она сейчас? Она придет сюда?
— Нет, она никогда больше не вернется. Она уехала. Когда уезжала — все вздыхала печально, повторяла! «Бедный, бедный Пиноккио! Я не увижу его больше никогда. Его проглотила акула».
Пиноккио горько заплакал. Выплакавшись, он вытер глаза, постлал для папы Карло соломки на лавку и спросил Говорящего Сверчка:
— Где бы тут достать стаканчик молока?
— Версты три отсюда живет молочник Гвидо, сбегай к нему.
Пиноккио побежал, но молочник даром молока дать не захотел.
— Деньги заплати. Три сольдо!
— Но у меня нет ни гроша!
— А у меня нет молока!..
Пиноккио повесил голову, пошел, еле передвигая ноги.
— Постой! — остановил его молочник. — Ты умеешь вертеть колодезное колесо?
— Умею.
— Так вот, — ты будешь ходить и вертеть колесо, а я буду считать ведра. Когда будет начерпано сто ведер, дам тебе молока.
— Ладно!
Молочник повел Пиноккио в огород и научил вертеть колесо. Пиноккио вертел его, обливаясь потом, а молочник рассказывал:
— Раньше у меня это делал осел, а теперь он, кажется, собирается сдохнуть.
— Позвольте посмотреть на него.
— Пойди, пожалуй, посмотри.
В стойле лежал при последнем издыхании изнуренный голодом и непосильной работой осел.
Пиноккио пристально посмотрел ему в глаза: осел был знакомый… ужасно даже знакомый…
— Как тебя зовут, — спросил он, нагибаясь к бедняге.
— Фи-ти-лек! — промычал несчастный.
Закрыл глаза и вздохнул глубоко в последний раз.
— Бедный Фитилек! — прошептал Пиноккио, вытирая рукавом слезы.
— Ты плачешь об осле, который тебе не стоит ни гроша, а что же я должен делать, — у меня денежки пропали, — сказал молочник.
— Я плачу, потому что это мой друг.
— Что? Это осел то твой друг?
— Ну да, школьный товарищ.
— Как-как? — захохотал молочник. — Школьный товарищ? Это осел-то? Хороша была школа!