Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
Ему необходимо было на этот день полное спокойствие; а сверх того надо было умилостивить Саломею, чтоб она не воспротивилась принимать ввечеру гостей.
— Какие это важные причины?
— Такая неприятная вещь, что ты представить себе не можешь: вышел срок векселям по долгу отца, а мне не привезли еще оброку. Я должен был хлопотать, доставать деньги. Сегодня ввечеру обещал заплатить… Они ко мне приедут… Сделай одолжение, прими их ласковее…
— С какой стати я буду присутствовать при ваших счетах?
— Но ведь не они же одни будут… я пригласил самых коротких своих знакомых… Неловко
— Во всякой случае, в мужской компании мне неприлично быть. Притом же, я не так здорова, я выходить не буду из своей комнаты; но вы можете мне представить кого угодно из ваших знакомых.
— Mersi, Ernestine! [295] — вскричал Чаров в восторге от Саломеи и достоинства, с которым она разрешила прием к себе гостей.
Ему казалось, что он сам поднялся выше, обладая женщиной, способной стоять свободно и величественно на бархатном подножии. Счастье его полно, только недостает Несеева с деньгами; но и он явился к обеду.
295
[295] Благодарю, Эрнестина! (франц.)
После обеда Чаров занялся, против обыкновения, сам некоторыми приготовлениями к приему гостей. Он уже смотрел заботливым хозяином, который распоряжается, где поставить ломберные столы, где поставить солнечную лампу, где механическую, а где просто свечи; который обходит все комнаты, поправляет криво стоящую мебель и пробует всюду пальцем, стерта ли пыль.
Между тем как Чаров хозяйничал, Несеев сидел в комнате Саломеи и, беседуя с нею, брался часто за голову, отдувался и вздыхал.
— Что, вы нездоровы? — спросила его Саломея. — Ах, нет! — отвечал он, обводя глазами карнизы.
— Но вы что-то беспокойны? — Только не насчет себя.
— Насчет кого же? — спросила Саломея с удивлением.
— Беспокоит меня положение одного человека.
— Чье? — спросила Саломея, устремив глаза на Несеева.
— Советы дружбы бесполезны; советы любви, без сомнения, будут надежнее.
— Пожалуйста, говорите яснее, я не понимаю.
— Если вы требуете откровенности, дело вот в чем… оно слишком касается до вас; но я говорю по участию к вам, и потому, надеюсь, вы меня не выдадите.
— Что такое? — спросила Саломея с беспокойством, — что такое до меня касается?
— Положение человека, который так близок сердцу вашему.
— Что такое? — повторила Саломея, взглянув испытующим взором на Несеева.
— Вот что… по дружбе, в некоторых делах его я должен был принять участие, чтоб помочь ему выходить из самых трудных обстоятельств. Его долги уже выше состояния. Он играет, и несчастливо… я это знаю, хоть он и скрывает от меня… Все имение его уже в залоге, и скоро наступит бедовый срок… Сегодня заложил он последнее достояние, этот дом, со всем что в нем есть, за сто двадцать пять тысяч, на один месяц, тогда как дом стоит более пятисот!.. Деньги, я уверен, если не проиграны еще, то проиграет в несколько дней, и через месяц его попросят отсюда выйти. Вы, может быть, не поверите мне; но я готов вам привезти
Несеев остановился в ожидании ответа; но Саломея молчала, взоры ее блуждали, пугливые мысли вспорхнули уже со всей окружавшей ее роскоши и носились стадом в мрачной, бесприютной будущности.
— Вы только одни можете подействовать на него влиянием вашей любви, — продолжал Несеев.
— И это все правда, что вы сказали? — спросила вдруг Саломея.
— Мадам Ernestine, скажите, для чего бы я стал говорить вам ложь? — спросил в свою очередь Несеев трогательным голосом участия.
— Что ж я буду с ним теперь делать? чем поможет теперь мое влияние?
Несеев пожал плечами.
В это время Чаров вошел и представил Саломее двух своих приятелей, которые, как светские люди, предупрежденные слухами о сомнительной женитьбе Чарова на какой-то таинственной героине романов, думали найти в ней легкую женщину; но, к удивлению своему, нашли тяжелую, женщину с весом. Несколькими взглядами и словами Саломея заставила их посмотреть друг на друга и сказать взорами: «Mon cher, mais c'est quelque chose de trиs distinguй? [296] »
296
[296] Мой милый, но ведь это нечто благородное? (франц.)
Как эти, так и вновь приведенные Чаровым представляться хозяйке дома не долго пользовались ее беседой: она жаловалась на головную боль, которая, однако же, не помешала Чарову торопливо предуведомить ее, чтоб она очаровала вниманием своим знаменитого иностранца — венгерского магната, которого он немедленно же представит ей.
— Что за знаменитый иностранец? какой магнат? — спросила Саломея Несеева.
— Ах! это какой-то знаменитый путешественник, венгерец, страшный богач!.. Позвольте… как бишь его!.. Только я подозреваю… как бишь… да, да, да, Волобуж…
— Боже мой! — вскрикнула Саломея по-русски, побледнев и вскочив с места.
Она хотела войти в свой будуар, но магнат стоял уже перед нею, бросив на нее взор, который как будто оковал ее.
— Рекомендую вам мою жену, — сказал Чаров.
— Мадам Tcharoff, простите моему невольному удивлению! — сказал магнат, — такого сходства я не встречал; я не верю глазам!
Побледневшая Саломея, держась за ручку кресел, казалось, готова была упасть; но взор ее блеснул на магната; она овладела собой и села.
— Она не так здорова, — начал было Чаров, заметив необыкновенную бледность в лице Саломеи.
— Необычайное сходство с герцогиней де Мильвуа! — продолжал магнат, садясь и не обращая внимания на слова Чарова. — Еще раз прошу у вас извинения.
— Может быть, это сходство… и не обмануло вас! — проговорила дрожащим голосом Саломея, кусая губы и едва переводя дыхание от стесненного внутреннего волнения.
— Неужели! это вы? вы, герцогиня? — вскрикнул магнат. — Но каким же образом в такое короткое время… здесь, в Москве?… — продолжал он, смотря на Чарова, который стоял пораженный герцогским титулом своей ch?re Ernestine.