Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
— Что ты?
— К вашей милости; поговорить нужно.
— После, погоди немного.
— Вот, ваше благородие, вот я совсем занапрасно страдаю, — начал было другой.
— Говорят — после!.. где француженка?
— А вот пожалуйте, она в особой.
— Я также буду просить вашей защиты, милостивый государь, — сказал и Дмитрицкий по-французски, выступив навстречу чиновнику, который невольно приостановился, услышав французский язык посреди русской речи.
— Кто вы, милостивый государь?
— Я только вам одним могу сказать, — отвечал Дмитрицкий, — странный случай
— Очень хорошо, я займусь вами сейчас, — сказал чиновник, проходя в женскую половину.
— Где же француженка?
— А вот, пожалуйте.
В отдельном покое, на койке, приклонясь на подушку, сидела женщина в простонародном платье: платок с головы ее был сброшен, черные волосы раскинулись по плечам и осеняли истомленное бледное лицо; под густыми ресницами глаза ее опущены были в землю. В положении ее была какая-то сценическая грациозность; несмотря на место и одежды, каждый читающий романы и посещающий театры отгадал бы в ней героиню, которую судьба преследует и бросила на жертву несчастиям.
— Madame, — начал чиновник, садясь подле на деревянный стул, — вы француженка?
Женщина, как будто услышав родной язык и приветливый голос образованности, содрогнулась, вспыхнула и закрыла лицо рукой.
— Madarne, — начал снова чиновник, — откройте мне вашу судьбу… Чем только в состоянии помочь вам… чем только могу успокоить вас… Вы можете надеяться… что я исполню… я уверен, что какой-нибудь необыкновенный, несчастный случай…
— О, если б вы знали!.. — вскрикнула женщина по-французски.
— Сделайте одолжение, передайте мне, моя обязанность есть обязанность гуманическая: находить и извлекать несчастие из среды преступления… Вы позволите мне узнать ваше имя?
— О, позвольте мне хоть скрыть свое имя от этого поношения, в которое меня бросила судьба!.. несчастия мои невообразимы!.. Но нескольких слов достаточно, чтоб вы поняли все: я дочь одного из известных людей во Франции… В доме нашем явился один русский путешественник… образованность и наружность его меня пленили… он меня увез… Долго мы путешествовали… наконец приехали в Россию… и он бросил меня!.. Я должна была идти в гувернантки… к одному помещику… Красота моя была причиной ненависти ко мне жены его, и вот в одну ночь меня схватили и повезли сама не знаю куда… Очнувшись на мгновение, помню только, что была посреди лесу… в этой одежде…,
— Скажите пожалуйста! — вскричал чиновник.
— Потом я уже не помню, что со мной было… больная, страждущая, я очнулась снова… О, я не в силах говорить!.. вы можете понять, вы видите!..
Женщина зарыдала.
— Какая страшная судьба! Я доведу это немедленно же до сведения! Это ужасно! несчастие не преступление, и будьте уверены, что вы сегодня же будете свободны… Вся Москва примет участие в вас!..
— О нет, не разглашайте, умоляю вас… в этом положении я не могу никого видеть.
— Но как же быть… для вас нужна будет помощь. Московские дамы…
— Нет, нет, нет; я прошу только покуда какой-нибудь приют, где бы я могла отдохнуть, скрыться от всех глаз.
— Очень жаль, что не могу вам предложить свой дом… но… во всяком случае, я озабочусь,
— О, как вы добры! — сказала женщина, посмотрев нежно на него и взяв его за руку.
— Madame, такое существо, как вы, внушает все прекрасные чувства, — сказал чиновник с романическим выражением, заинтересованный и судьбой жертвы несчастия и самой ею.
Так как жертва несчастия — иностранка — в списках показана была только неизвестной беспаспортной, найденной в горячечном состоянии на улице, то нетрудно было исходатайствовать ей свободу.
Исходатайствовав свободу, стряпчий озаботился и о приюте ее. В английском клубе встретил он одного Ивана Ивановича и тотчас же к нему адресовался:
— Не знаете ли какого-нибудь хорошего места для одной француженки?
— Какого же места? В гувернантки?
— Нет, в гувернантки она не согласится: это женщина с образованием и с чувством собственного достоинства. По странному случаю, она теперь на моих руках.
— Например?
— После расскажу; долгая история.
— Какое же место?… Та-та-та-та! Платон Васильевич Туруцкий… говорил мне что-то…
— Туруцкий? Что его давно не видать?
— Совсем охилел; в клуб не ездит. Я как-то на днях заезжал к нему… Какой славный дом отделал!.. Чудо! то есть меблировал хорошо; а что касается до архитектуры, то я вам скажу! Ни с кем не хотел посоветоваться. Жаль, что вы не были у меня в деревне: вы бы посмотрели, что за дом на пятнадцати саженях, что за расположение!.. Имею полное право сказать, что ни один архитектор своего ума не прикладывал, — все сам!
— Позвольте! — сказал гуманист, нюхая табак и поднося табакерку Ивану Ивановичу.
— Вы думаете, что без архитектора нельзя и обойтись?…
— Нет, не то; меня заботит теперь эта француженка; вы что-то упомянули о Туруцком… Для чего же ему нужна француженка?
— А бог его знает! У всякого свои капризы, иногда и не по летам…
— О, если так, то я не намерен быть поставщиком этого рода увеселений.
— Ну, ну, ну, это шутка; я никак не думаю, чтоб в его лета… Да, я теперь вспомнил: он отделал дом для сестры своей; так кажется, что для нее и нужна француженка в компаньонки.
— Это дело другое. Так вы, Иван Иванович, скажите Туруцкому, чтоб он взял в компаньонки эту француженку.
— Хорошо, хорошо; непременно скажу!
— Вы не забудете?
— Как можно!
— Только скажите ему, чтоб он дал ей хорошее жалованье: тысячи две, три.
— Конечно, не меньше.
— И чтоб обходились с ней с некоторым уважением: savez-vous, que c'est une personne de dignit?; [115] одной из лучших французских фамилий.
— Право?… Каким же образом она очутилась здесь и соглашается идти в компаньонки?
115
[115] Имейте в виду, что это достойная особа (франц.).