Приключения русского дебютанта
Шрифт:
Дерево. Их дерево? То самое дерево? В девять тридцать? Утра? Неужто Баобаб поднимется в столь жуткую рань?
— Правило пятое: все время перемещайся или по крайней мере стремись к тому. Из чего вытекает…
Но правило шестое не успело перевалить через мембрану, в трубке послышалась возня, и на линии возникла Роберта. Коронным тоном дешевой шлюхи, от которой разит джином за девятьсот миль, девчонка воскликнула:
— Владимир, милый, привет! — Что ж, хоть кто-то рад его возвращению. — Послушай, зайка, у тебя случайно нет связей в русском криминальном мире, а?
Владимир едва
— Права, — пробормотал он, не в состоянии более выговорить ни слова.
Под ним грохотал городской поезд, лишь подчеркивая шаткость его жизни. Двумя кварталами ниже двое веселых грабителей перебрасывались меж собой, как мячом, вопящим офисным служащим.
— Права, как кстати! — возликовала Роберта. — Ласло подумывает открыть там Академию актерской игры и пластических искусств. Тебе известно, что в Праве сейчас находится тридцать тысяч американцев? По меньшей мере половина из них — законченные Хемингуэи. Ты бы поехал туда?
— Спасибо за предложение, Роберта. Это трогательно. Но сейчас у меня другие… кое-какие проблемы. Кроме того, в Праве… Чем я могу тебе помочь? Я знаю одного старого моряка… Старого сумасшедшего… Ему необходимо натурализоваться.
Повисла долгая пауза, и Владимир сообразил, что из его торопливого бормотания ничего не понять. — Это длинная история… — размеренно начал он, — но суть в том… мне необходимо… О господи, что со мной?
— Расскажи мне все, большой медведь! — подбодрила его Роберта.
— Суть в том, что, если я добуду этому сумасшедшему гражданство, он устроит меня к своему сыну в Праву.
— Ясно, — сказала Роберта. — Гражданство я ему определенно предоставить не могу.
— Нет, — согласился Владимир. — Не можешь.
И зачем он тратит время на болтовню с шестнадцатилетней девчонкой?
— Но, — продолжила Роберта, — в моих силах предоставить ему кое-что ничуть не хуже…
6. Американский балаган
Дерево было рассохшимся и ободранным дубом, его корявые ветви укрывали в своей тени столь же битую жизнью родственницу — Скамейку. Дерево и Скамейка существовали нераздельно отныне и во веки веков в маленьком парке на задах научно-математической школы, где перед Владимиром и Баобабом регулярно ставили академическую задачу, после чего они, не сумев достойно с этой задачей справиться, удалялись на Скамейку под Деревом. Во время особенно душераздирающего кислотного кайфа Баобаб вырезал на Скамейке инициалы — свои и Мишеля Фуко, а ниже нацарапал в духе учениц начальной школы: ЛДН — «лучшие друзья навеки».
Владимир, скорбя по простоте того даром потраченного времени, нагнулся и с тоской провел пальцем по буквам, но тут же одернул себя: что за глупости!
Сзади просигналила машина.
Роберта высунулась из окошка такси, размахивая огромной соломенной шляпой.
— Садись! — крикнула она. — Баобаба выследили в Верхнем Манхэттене. Шевелись!
Они остановились у старого склада рядом с Голландским туннелем. Помещение с низкими потолками, щербатыми перилами, редкими полосками линолеума на полу, рисунком на дверях — эмблемой погрузочной
Атмосфера царила праздничная. Статные мужчины и женщины клубились по залу, подбрасывали воздушные шарики, спорили о сортах кофе и о том, насколько радикально скажется переезд в Квинс на их круге общения.
— Любой из них что угодно сделает, лишь бы угодить в койку Ласло, — заметила Роберта, не выпуская из своей липкой ладошки руку Владимира.
Одета она была в мужской костюм в ёлочку и прозрачную белую рубашку поверх черного лифчика сложной конструкции, призванной выпятить и увеличить ее тощую грудь. Волосы перехвачены на затылке шелковой ленточкой, впалые щеки нарумянены. Никто бы не дал Роберте шестнадцати лет, если бы она не открывала рот, демонстрируя железные скобки.
— Я, — сообщила она Владимиру, указывая на ярлычок с именем, пришпиленный к ее груди, — Катерина Нихольтц-Прага, потомок древнего австрийского рода и жена итальянского промышленника Альберто Праги. Эл принимает сегодня гражданство, но исключительно по деловым соображениям, как ты понимаешь. Сердце его в Тоскане, где у него имеется оливковая ферма, два арабских скакуна и мамма.
— Помоги нам Господи, — сказал Владимир. Он сидел сгорбившийся, небритый, в широченном спортивном пиджаке, одолженном Робертой ради такого случая. Утром в номере паршивой придорожной гостиницы, который ему удалось снять на последние пятьдесят долларов, Владимир попытался побриться, но обнаружил, что не состоянии ни унять дрожь в руках, ни держать неподвижно голову.
Из гардеробной вышел Ласло — длинный, худой джентльмен в судейской мантии, едва прикрывавшей зад, этакая судейская мини-юбка. Клочья нечесаных седых волос стояли дыбом, напоминая сдвинутую набок корону.
— Вы и есть клиент? — обратился он к Владимиру на удивительно чистом английском. Должно быть, венгерский акцент он отскребал железной мочалкой с таким усердием, что уже и «паприка» произнести не сможет.
— Да, я, — ответил Владимир. — Как там наш подопечный?
— Он чувствует себя прекрасно, на все сто. Сейчас он в гардеробной, знакомится с другими, так сказать, гражданами. — Ласло согнулся пополам, дабы оказаться на одном уровне с Владимиром, и положил руки ему на плечи.
Владимир вздрогнул, жест Ласло живо напомнил ему недавние события.
— Итак, — объяснял венгр, — это наша стандартная «Фальшивая церемония натурализации», или ФЦН, как принято выражаться в нашем бизнесе. В год мы проводим две-три церемонии, а также парочку мероприятий «люкс» — то же самое, только на яхте и с проститутками. — И тут Ласло подмигнул, выгнув внушительную бровь.
Роберта тоже подмигнула, и подавленный переживаниями Владимир последовал их примеру, быстро-быстро моргнув несколько раз подряд.